— Что тут у вас? — спросил он, опускаясь рядом с ними на колени.

— Мамины рассказы! — воскликнула Лиззи. — Четырнадцать штук! Наброски и прочее.

— Обалдеть, — изумился Джордж. — А я думал, они пропали. Это покруче, чем поваренная книга, правда?

— Ну не знаю, но… Рут, ты куда?

— Орать в небо, — бросила Рут через плечо.

— Чего? — не понял Джордж.

Лиззи сделала ему знак молчать. Они услышали, как задняя дверь открылась и закрылась, а потом раздался первобытный горловой рев, эхом отразившийся в горах, вспугнув зверей и вызвав снежные лавины и схождение ледников в восьми тысячах километров к северу.

— Рут пытается выплеснуть какие-то чувства? — поинтересовался Джордж.

— Именно, — ответила Лиззи.

Потом старшая сестра вернулась в комнату с бутылкой отцовского джина, и трое детей Блэр уселись на полу вокруг коробки с рассказами матери. Они стали передавать друг другу скрепленные листы, в то время как Рут усердно старалась раскладывать черновики в правильном порядке. Они пролистывали страницы, проглядывая их и периодически зачитывая понравившиеся места вслух. Среди прочих им попался рассказ про супружескую пару, которая пыталась освежить чувства, занимаясь любовью в соседском бассейне. А еще о подростке, который напился.

— Интересно, откуда взялась идея этого произведения, — уронил Джордж.

Когда все рассказы были вынуты из коробки и прошли по рукам, Лиззи открыла папку, лежавшую на самом дне. Внутри находилась стопка писем с отказами от издателей — официальными, в стандартных выражениях, и менее шаблонными, представляющими плохую новость в более мягких формулировках — «не вполне то, что мы ищем», «рецензентам многое понравилось, но…».

— А это что? — спросил Джордж.

— Отказы от издательств, — пояснила Лиззи.

— Ух ты, — удивился Джордж.

За годы научной работы Лиззи получила свою долю отрицательных отзывов и потому посочувствовала матери. Некоторые комментарии болезненно точно указывали на недостатки рукописей, и Лиззи представила, как, получив очередную отповедь и подавляя разочарование, мама стоит у плиты и жарит лук, чтобы приготовить на ужин традиционную запеканку. Когда нужно кормить еще пять ртов, нет времени на жалость к себе.

Лиззи уже хотела положить папку назад в коробку, как вдруг из нее выпал тонкий конверт кремового цвета. Лиззи подняла его. Судя по обратному адресу, письмо пришло из «Нозерн ревью» — литературного журнала, который Лиззи хорошо знала, — из редакции художественной литературы.

Она с интересом открыла конверт и прочитала письмо, потом перечитала снова и передала Джорджу, который, пробежав глазами текст, произнес тихое: «Ого».

— Что там? — спросила Рут.

— Предложение опубликовать рассказ, — ответил Джордж и протянул письмо Рут.

Рут, нахмурившись, прочла письмо и взглянула на дату.

— Двадцать девятое октября восемьдесят четвертого года, — задохнулась она от удивления. — За неделю до гибели матери. Наверное, она получила его перед самой смертью.

— Как ты думаешь, отец знал об этом? — спросил Джордж.

— Разве он бы нам не сказал? — пожала плеча ми Рут.

— Видимо, он просто сунул все вместе в папку, — предположила Лиззи.

— Но почему редактор не попытался связаться с ней снова? — вслух подумал Джордж.

Лиззи с недоумением покачала головой:

— Кто знает. Может, из-за простой неорганизованности.

— Как называется рассказ? — спросила Рут.

— «Да кому какое дело?». — Лиззи перебрала стопку рассказов, нашла нужный и прочитала вслух первую строку: «Люси хотела яичный салат, но Элеанор приготовила яйца вкрутую для вечеринки».

Внезапно Лиззи осенило. Она направилась в кухню и достала поваренную книгу Фанни Фармер, которую в субботу утром оставила в доме отца. Аккуратно разделяя слипшиеся страницы, она пролистала книгу до рецепта фаршированных яиц. «Люси / яичный салат/ мать / ф. я.» — гласили заметки Лиллиан на полях.

Лиззи принесла книгу в гостиную и отдала ее Рут. Сестра удивленно распахнула глаза.

— Наверное, идея рассказа пришла ей в голову, когда она готовила фаршированные яйца! — воскликнула она. Рут любила разгадывать загадки.

— Читай дальше, — попросил Джордж.

Лиззи взяла стопку страниц и продолжила: «Напрасно Элеанор надеялась, что Люси не будет капризничать: следующие полчаса она пыталась угомонить рыдающую шестилетнюю девочку, которая, по мнению Элеанор, уже вышла из возраста детских истерик».

— Ой, Лиззи, это же про тебя! — воскликнула Рут. — Ты все время закатывала истерики!

Лиззи продолжала: «Но Элеанор не уступила, и в конце концов Люси заснула, и у Элеанор появилось время приготовить фаршированные яйца и помыть кухню до четырех часов, когда из ресторана привезут готовые блюда. (Единственным, что она стряпала для вечеринки сама, были те самые яйца.) Муж придет домой после занятий футболом к пяти, а гости, включая губернатора с женой, ожидались в шесть».

— Мама ненавидела устраивать вечеринки, — заметила Рут. — У нее было что-то вроде фобии.

— Тихо, — оборвала ее Лиззи.

«Для Элеанор это была важная вечеринка, поскольку люди платили за участие в ней по пятьсот долларов, чтобы собрать деньги на кампанию повторных выборов Элеанор. Ее поддерживали многие жители и группы населения. Члены профсоюзов. Учителя. Три газеты штата. Губернатор. Проблема в том, что она не находила поддержки у своего супруга.

Последние два года ему нравилось быть мужем конгрессвумен, и он без возражений оставался дома с Люси, когда Элеанор ездила на работу в Вашингтон. Но он считал, что постоянное отсутствие жены плохо отражается на семье. „Посмотри на капризы Люси, — говорил он. — Почему, по-твоему, она так себя ведет?“ И его не радовало, что три дня в неделю Элеанор не ночует дома. „Мы скучаем по тебе, — жаловался он. — Ты нужна нам“».

— Подождите, — остановил Лиззи Джордж. — Кто наша мама в этом рассказе? Жена или муж?

— Просто слушай, — сказала Лиззи.

«На самом деле Элеанор наслаждалась жизнью в Вашингтоне. Она снимала квартиру на двоих с другой женщиной — членом Конгресса от Орегона. Поздно вечером они пили белое вино и брюзжали по поводу тупиковых ситуаций. Порой они вместе ходили в ресторан, а иногда в десять вечера заказывали доставку пиццы. Надо было постоянно читать меморандумы и газеты, и Элеанор чувствовала себя осведомленной как никогда…»

Лиззи подняла взгляд от бумаг:

— Продолжать?

— Непременно, — сказал Джордж.

— Да, давай, — подтвердила и Рут.

И Лиззи стала читать дальше. Сюжет приобрел неприятный поворот, когда во время вечеринки Элеанор позвонили из столичной газеты. Некий фотограф откопал снимок, на котором Джон и Элеанор курят травку. Не могла бы она его прокомментировать? Она повесила трубку, но проблема никуда не делась. После того как гости разошлись, Джон угрюмо заметил, что пресса могла получить и другие компрометирующие факты из того же источника. Элеанор назвала его паникером. Джон возразил, что их жизнь теперь будут рассматривать под микроскопом, и Элеанор обвинила его в том, что это он послал в газеты фотографию, чтобы сорвать ее кампанию.