– Ну вот, – с разочарованием в голосе произнесла Эмма. – В следующий раз говори сразу, как только начнется, я тоже хочу это почувствовать.

На протяжении последующих нескольких месяцев мне довелось наблюдать за тем, как живот Марни становился все больше и больше, разбухая и натягивая кожу, пока не стал походить на большой надувной мяч, засунутый под юбку. Я видела, как она изменяется, точно анимированная картинка, сантиметр за сантиметром, неделя за неделей, по мере того как наша жизнь постепенно возвращалась в привычную колею, с непременным ужином в конце каждой недели. Прекрасно и странно было наблюдать за тем, как эта женщина, которую я знала еще девочкой, у меня на глазах превращается в мать. И на каждой стадии этого превращения я оберегала и защищала ее. Сначала от родителей, потом от бойфрендов, затем от начальника. А потом от недостойного мужа.

И неизменно – даже сейчас – от правды.

В ту ночь мы с Эммой остались у Марни. Мы спали в одной постели, и у меня было ощущение, будто мы вновь стали детьми и ночуем в доме на колесах на побережье. За завтраком Эмма спросила про Валери, и Марни принялась объяснять, что один раз с ней встретилась и тем самым невольно спровоцировала появление второй статьи, что это все из-за нее и что я была права: нам следовало просто терпеливо ждать. Я не стала участвовать в этом разговоре под предлогом того, что мне нужно снять постельное белье, поскольку с похмелья следить за языком было выше моих сил. А потом, когда мы уже уходили, Эмма посмотрела на ковер у подножия лестницы и ляпнула:

– Ой, глядите, это здесь она бросила твоего мужа умирать! – И закатила глаза.

Шутка получилась мрачной, жестокой и бестактной, но Марни рассмеялась, обезоруженная этой прямотой. И я тоже попыталась выдавить из себя улыбку, наравне со всеми поучаствовать в веселье.

Но в глубине души я отдавала себе отчет в том, что все еще может рассыпаться, что правда может найти меня. Она была рядом, всегда где-то поблизости, на расстоянии вытянутой руки – и никогда не отступала в прошлое.

По утрам было темно, по вечерам тоже, а по ночам еще темнее. Воцарился холод, и с грязно-белесого неба сыпался снег. Деревья стояли без листвы, с голыми ветками, готовыми, казалось, вот-вот обломиться, и воздух был обжигающе морозным. Кожа у меня так пересохла, что постоянно зудела и шелушилась, оставляя мертвые чешуйки на постельном белье, полотенцах и одежде, когда я раздевалась в конце каждого дня.

С самого начала месяца я работала сверхурочно, замещая отпускников: родителей, которые не могли выйти на работу раньше середины января, когда у детей возобновлялись занятия в школе, а также высокое начальство, которое должно было появиться только в конце месяца, потому что начало года – идеальное время для отдыха на Карибах и в большей части Юго-Восточной Азии.

Каждое утро, приходя на работу, я перечитывала письмо Валери и мысленно пыталась придумать ответ. Я жонглировала словами, сочиняя то вежливое послание, убеждавшее ее оставить меня в покое и найти себе другую жертву, то резкое и гневное, бросающее ей вызов, а иногда, еле слышным шепотом, признательное. Но потом начинался рабочий день, и я сознательно отвлекала себя вопросами, решить которые было проще.

Я знаю, это прозвучит глупо, но у меня было ощущение, что она наблюдает за мной. Временами я видела ее, или, по крайней мере, мне казалось, что видела: рядом с моим домом, у меня в офисе, иногда из окна вагона метро, или на платформе, или в следующем вагоне. Короткостриженые женщины бросались мне в глаза повсюду, и я всегда напрягала зрение, пытаясь разглядеть, нет ли у них сзади на шее татуировки.

Я поймала себя на том, что прокручиваю в памяти смерть Чарльза. Но сосредоточиваюсь при этом не на своих чувствах: волне адреналина, предвкушении, облегчении, – а трезво пытаюсь просчитать, не всплывут ли где-нибудь какие-нибудь улики. Отпечатков пальцев не было. Свидетелей тоже. Равно как и подозрений – ни у кого, кроме Валери. Даже тела больше не было, оно гнило в могиле в шести футах под землей.

Меня швыряло от абсолютной уверенности – нечему там всплывать, Валери в конце концов оставит меня в покое – к острой панике. Но должна признать, что страх становился все сильнее и сильнее. В глубине души у меня поселилась уверенность, что в конце концов она найдет ту зацепку, которая позволит ей доказать мою причастность.

Я ответила на ее имейл в конце месяца. Это была пятница. Я должна была идти к Марни, но в понедельник она позвонила мне и сказала, что ее пригласили на открытие нового ресторана, поэтому наши планы придется перенести на следующую неделю. Я засиделась на рабочем месте допоздна, а когда вся работа была переделана – совсем вся, даже задачи, которые я многие месяцы откладывала в долгий ящик, – я открыла письмо Валери.

«Прошу прощения, – написала я, – за то, что так долго не отвечала. Но спасибо за извинения».

Что скажешь? По-твоему, это было слишком льстиво? Я хотела ей понравиться.

«Меня беспокоит, – продолжала я, – что вы одержимы нами, хотя на самом деле мы не стоим того, чтобы вы тратили на нас свое время».

Совершенно очевидно было, что ее интерес к нам носит более чем академический характер.

«Ничего нового вы не узнаете, – написала я. – Мой муж погиб в результате трагического несчастного случая. То же самое относится и к Чарльзу, который, как вам известно, был мужем моей лучшей подруги. Ужасное, чудовищное совпадение, но и только. Я надеюсь, что разъяснять вам это к настоящему моменту уже не требуется».

Но особых надежд я не питала.

«Я уверена, что ваше расследование привело вас именно к такому заключению. Так что, вероятно, моя просьба будет излишней, но я была бы вам крайне признательна, если бы вы прекратили свое расследование и больше ничего о нас не писали, потому что нам обеим совершенно необходимо найти способ вернуться к нормальной жизни».

Едва я успела нажать кнопку «Отправить», как пришел ответ.

«Давайте встретимся», – написала она.

«Нет, спасибо», – написала я.

«У меня есть кое-что, что вас заинтересует».

«Думаю, это маловероятно, – ответила я. – Но расскажите мне, что это такое, и я подумаю».

Я обвела взглядом безлюдный офис. Было уже почти девять вечера, и все остальные давным-давно разошлись по домам. Я слегка потрясла телефон, как будто ожидала, что оттуда вывалится новое сообщение. Но в папке «Входящие» по-прежнему было пусто. Я принялась водить большим пальцем по экрану телефона, снова и снова обновляя почту. Потом, оставив его с включенным экраном на тумбочке в офисной кухне, тщательно вымыла кружку. Я держала его в руке, пока отключала компьютер. Потом выключила мобильный и немедленно включила снова, после того как надела пальто, будто за это время что-то могло случиться. Я держала его перед собой в руке всю дорогу к выходу из здания и пока шла к станции.

Спать я в ту ночь улеглась, положив трубку рядом с собой на подушку и включив звук на максимум. Я подскакивала от каждого сообщения, которых оказалось на удивление много: автоматическое обновление статусов по жалобам клиентов, пришедшее поздно ночью, имейлы от магазинов, заполучивших мои данные без моего согласия, оповещение об изменениях в работе общественного транспорта на следующий день.