Питер был обезоруживающе честен и рассказал, что месяцы больничного растянулись на год и наконец он нашел в себе мужество обратиться к психотерапевту. Двенадцать сеансов проходили в тесном кабинетике небольшого пригородного дома. Пациент изо всех сил пытался сосредоточиться на аляповатых обоях и нарисованных синих птицах, застывших в движении, или на скрипе кожаного стула под ним, или на тонких седых волосках над верхней губой дамы-психотерапевта, на ее длинных сережках, которые касались плеч. Но она перехитрила его, и он против воли принялся выкладывать ей правду о себе: тайны, десятилетиями хранившиеся под спудом, свое истинное отношение к миру, людям и жизни (открыл даже те мысли, которые можно было бы счесть предосудительными).

Меня сразу безотчетно потянуло к нему. Он обладал всеми необходимыми навыками, такими как умение разговаривать с клиентами и вводить данные в компьютер, и сказал, что хочет начать все заново с самых низов, опять совершить восхождение по карьерной лестнице, но на этот раз более постепенно. Меня до глубины души поразило то, что он не пытался ни на кого переложить ответственность за свои неудачи. И при этом был честен не только с самим собой, но и со мной, человеком абсолютно незнакомым, к тому же потенциальным работодателем. Для меня это было что-то немыслимое. Зачем ему понадобилось говорить правду?

Тогда еще я не могла предвидеть, что настанет момент, когда я буду исповедоваться перед тобой, честно рассказывая обо всем этом нагромождении лжи.

Из пятерых новичков Питер был моим любимым сотрудником. И самым толковым. Он обладал прирожденным талантом улаживать проблемы. Клиенты его любили. И компьютеры слушались, а это нередко представляло собой самую большую сложность. В его присутствии я чувствовала себя более счастливой, компетентной, успешной, энергичной и уверенной. Я была рада, что взяла его на работу.

В последний день марта – ровно через шесть недель после того, как мои новенькие приступили к работе, – я пришла в офис в самом начале девятого и, открыв рабочую почту, обнаружила там имейл от моего начальника, отправленный в половине седьмого утра. Меня вызывали в кабинет для важного и безотлагательного разговора.

Я вернулась к лифтам и втиснулась в кабинку с десятком других сотрудников в строгих деловых костюмах и пиджаках в тонкую полоску. Лифт двинулся вверх. Подошвы моих кроссовок скрипели на натертом полу. Когда на шестом, седьмом и восьмом этаже кто-то выходил, я ловила на себе взгляды, в которых явственно читался вопрос: что я вообще забыла на девятом этаже? Наверное, эти люди тоже полагали, что меня сейчас уволят.

Мой начальник занимал кабинет с роскошным видом на город, открывавшимся из панорамного окна, которое тянулось от одной стены до другой. Он сидел за столом. Развязанный галстук болтался у него на шее, под глазами темнели круги, смуглая кожа казалась землистой, как будто из него выкачали все жизненное тепло. Дверь была открыта, но я все равно постучалась пониже таблички с его именем. Дункан Брин. Директор службы по работе с клиентами.

Вздрогнув от неожиданности, он вскинул голову.

– Джейн, – произнес он, – входите. Присаживайтесь. Хотите чего-нибудь? Может, кофе?

Я покачала головой.

– Рано вы. Впрочем, я не удивлен. Я слышу о вас массу хорошего.

Я почувствовала, как мои плечи расслабляются, как разжимается ледяная рука, стиснувшая внутренности, и опустилась в чересчур низкое кресло, которое на самом деле оказалось обыкновенным офисным креслом, замаскированным под нечто более изысканное, и неожиданно сделало попытку крутануться вокруг своей оси. Я уперлась ногами в пол, чтобы удержаться на месте.

– На самом деле, я не только слышу о вас массу хорошего, но и своими глазами вижу результаты ваших усилий. Вы понимаете, о чем я говорю? Думаю, понимаете. Количество звонков заметно возросло, как вам известно, но и количество клиентов тоже увеличилось, и это для нас хорошо, так что удивляться тут нечему. С этим ничего особенно не сделаешь. Но что мы можем сделать – и вы справляетесь с данной задачей, – это снизить процент клиентов, которые звонят повторно, потому что недовольны тем, как мы отработали их первоначальную жалобу. И более того, процессы, которые вы внедряете на основе данных, собранных вашими подчиненными, значительно снижают число звонков с претензиями. В отношении к общему числу заказов в первом квартале этого года мы получили на треть меньше звонков в сравнении с первым кварталом прошлого. Неплохо, правда? И это заслуга вашей команды. Ваша личная заслуга. И ваших новобранцев. Мы хотели выразить вам свою признательность. Не пугайтесь так. Это хорошая новость. Речь идет о повышении. – Он сунул руку в ящик стола и протянул мне конверт. На нем мелким черным шрифтом было напечатано мое имя. – Все подробности внутри, но суть в том, что мы хотели бы видеть вас старшим менеджером отдела по работе с клиентами. Вы будете заниматься стратегией. Цифрами. Продолжайте делать то, что делаете, – доведите свою команду до совершенства! – и, кроме того, вам придется взять на себя новые обязанности. Справитесь?

Я молча кивнула. Вставить хоть слово в его речь было практически невозможно, да я и не знала, что сказать, даже если бы могла.

– Ну что ж, возьмите эти бумаги, проверьте, все ли вас устраивает, подпишите и верните в отдел кадров. Приказ вступает в силу немедленно. Так держать, Джейн. Энергичные и инициативные сотрудники – вот кто нам нужен! А теперь – за работу. Вас ждут новые свершения!

Не стану кривить душой, этот разговор не вызвал у меня ничего, кроме недоумения. Дункан Брин был весьма своеобразным человеком. Говорил он исключительно короткими, рублеными фразами, а нередко и выкрикивал их, к тому же слова свои сопровождал самыми причудливыми жестами. Но, несмотря на все это, мне было приятно.

Тут я что-то значила. Тут мои усилия замечали и ценили. Тут я не была пустым местом. Я вернулась за свой стол и сообщила новости моим новобранцам. В обеденный перерыв Питер вышел на улицу и принес мне коричневый бумажный пакет из кондитерской.

– Это вам, – сказал он. – Праздничный маффин. В честь вашего успеха.

Хотела бы я, чтобы день на этом закончился. Но так не вышло.

Мы с Питером засиделись на работе допоздна. Я уже многие месяцы разрабатывала новую программную платформу, и до начала внедрения оставалось всего несколько недель. Остальные четверо сотрудников разошлись между пятью и шестью, спеша к своим детям и родителям, в паб к друзьям или к трансляции последнего футбольного матча. Питеру же спешить было не к кому – жена ушла от него где-то в разгаре его депрессии, – да и меня тоже дома никто не ждал.

– Ну и дура же вы, Джейн, – произнес Питер, выглядывая из-за монитора.

– Прошу прощения? – спросила я, решив, что мне послышалось.

– Вы дура, Джейн, – повторил он.

Его слова меня ошарашили, но я не чувствовала себя оскорбленной. Несомненно, во многих отношениях я была той еще дурой. А Питер производил впечатление человека очень умного, и мне не терпелось услышать, что он скажет. Мне хотелось отвлечься.