Он с улыбкой кивнул на большие белые часы, которые висели над дверью. Стрелки показывали полночь.

– Не дошло? – спросил он.

Я покачала головой.

– С первым апреля! Я вас разыграл.

Он ухмыльнулся, и я почувствовала себя одновременно разочарованной и глупой из-за того, что испытываю разочарование, и вместе с тем его дурацкое чувство юмора меня позабавило.

– Ну, дура так дура, – произнесла я. – Хотя я могу ровно то же самое сказать про вас. Мы с вами оба торчим тут как дураки, вместо того чтобы заниматься чем-то более интересным в другом месте.

Мы с минуту смотрели друг на друга, и это было приятно. Наконец-то среди всего того дерьма, которое всплывало на поверхность, появилось хоть что-то хорошее. Впервые за долгое время начальство отметило мой вклад в работу, и более того, нашелся человек, испытывавший ко мне достаточно теплые чувства для того, чтобы поддразнивать меня. Я даже начала думать, что, возможно, это лето будет не слишком ужасным и мне в кои-то веки удастся быть веселой, оживленной и жизнерадостной. Но приятные предчувствия длились недолго. Ты ведь уже знаешь, что обычно так и бывает?

Потому что потом у меня зазвонил телефон, и мы с Питером подскочили от неожиданности в своих креслах, напуганные не только внезапным шумом, но и самим этим тревожным звуком, этим пронзительным треньканьем, слишком звонким и легкомысленным в такой неурочный час.

– Наверное, надо ответить, – сказала я и поднесла трубку к уху. – Слушаю.

– Я пытаюсь дозвониться до миссис Джейн Блэк, – произнес отрывистый женский голос. У звонившей был аристократический выговор и сухой официальный тон. – Но меня все время… В общем, я успела поговорить со множеством людей, исключая миссис Джейн Блэк. Удалось ли мне?.. Вы?..

– Да, Джейн – это я, – подтвердила я и развернулась на своем стуле так, чтобы больше не сидеть лицом к Питеру. – Вы дозвонились по адресу. Прошу прощения, – добавила я в тон ей, – за доставленные вам неудобства.

– Меня зовут Лилиан Браун. Я медицинская сестра и звоню из больницы Святого Томаса. Вы указаны в качестве контактного лица в документах у… – Пауза, которая повисла в трубке, показалась мне вечностью: Лилиан зашуршала какими-то бумагами, перелистывая их, видимо, искала нужное имя. – У мисс Эммы Бакстер. Все верно?

Мне вдруг стало нечем дышать.

– Да, я ее сестра. Что случилось? Она… Что с ней?

– У нее был обморок. Сейчас она чувствует себя неплохо, учитывая все обстоятельства, но у нас имеются некоторые опасения. Вы не могли бы приехать? Она только что поступила в отделение. Боюсь, мы пока не можем ее отпустить. Но она очень настойчиво этого добивается.

– Я уже еду. Через полчаса буду у вас. Скажите ей, что я сейчас приеду, ладно?

– Спасибо, миссис Блэк. Мы будем вам очень признательны.

В трубке воцарилась тишина.

– Мне надо идти, – сказала я Питеру.

Я должна была уходить последней, погасив свет и проверив, все ли в порядке, но у меня не было времени ждать, пока Питер выключит свой компьютер и сходит в туалет вымыть чашку.

– Вы выключите? – махнула я рукой в сторону потолка. – Когда будете уходить?

– Конечно, – заверил меня он. – Надеюсь, у вас все хорошо.

Я кивнула и потянула со спинки стула пальто.

– Спасибо, – сказала я.

В больнице было тихо. Белые стены, выложенные плиткой полы и характерный запах дезинфекции производили эффект библиотеки, и посетители тянулись по коридорам в молчании, так что тишину нарушал лишь скрип подошв по полу и шорох одежды при ходьбе.

Понизив голос практически до шепота, я обратилась с вопросом в справочное, и меня отправили в смотровое отделение на четвертом этаже. Я пошла по указателям и, чтобы отвлечься от невеселой действительности, принялась рассматривать развешенные по стенам фотографии лысых от химиотерапии улыбающихся детей, пожилых женщин, машущих руками, и матерей, прижимающих к груди новорожденных младенцев.

За свою жизнь я навещала Эмму во многих больницах, но на протяжении последних пяти лет она балансировала в состоянии, которое с небольшой натяжкой можно было даже назвать сносным. Я вошла в коридор отделения и остановилась перед постом медсестры. Она разговаривала по телефону: отменяла назначенный на следующее утро внутрибольничный перевод пациента, поскольку тому потребовалась экстренная операция, после которой нужен полный покой.

Я молча стояла, дожидаясь окончания разговора и одновременно в глубине души желая, чтобы он продолжался как можно дольше. Мне отчаянно хотелось оттянуть неизбежное.

– Ну, дорогая, теперь ваша очередь, – произнесла она наконец. – Вы к кому?

– К моей сестре, – ответила я. – К Эмме Бакстер.

– Палата номер два, – отозвалась медсестра. – Вон за той дверью.

– Спасибо, – поблагодарила ее я, но она уже отвернулась к своему компьютеру и груде бумаг, что высилась рядом с ним.

В палате номер два стояло шесть кроватей, пять из них были заняты пациентами. Тишину то и дело нарушало негромкое похрапывание, мерное попискивание аппаратуры и приглушенное бормотание телевизора. Две пожилые женщины крепко спали, до подбородка укрытые одеялами, которые кто-то бережно подоткнул со всех сторон, чтобы защитить их хрупкие тела. Еще одна женщина помоложе, лет тридцати-сорока, лежала с подвешенной к потолку ногой, держа прямо перед собой мобильный телефон. Одна кровать пустовала – ни постельного белья, ни кресла для посетителей, ни тележки рядом. Еще одна была скрыта за голубой занавеской, и оттуда доносились негромкие свистящие вздохи, а по диагонали напротив, у самого окна, я увидела свою младшую сестренку.

Она заметила меня не сразу, поскольку уткнулась в телефон. Экран отбрасывал на ее лицо бело-голубые отблески, подчеркивающие его костлявость: слишком большие глаза в темных провалах глазниц, запавшие щеки, жилы, выступающие на шее. Ее пальцы, сжимавшие телефон, казались слишком длинными, костяшки – распухшими, а кости запястий грозили прорвать кожу.

Я медленно выдохнула, и в животе у меня заурчало, – видимо, сжавшиеся в узел внутренности начали потихоньку расслабляться.

Эмма вскинула глаза и улыбнулась.

– Ты приехала, – сказала она и положила телефон на столик.

– Ну разумеется, – отозвалась я и, придвинув к кровати деревянный стул, села рядом с ней. – Что случилось?

– Я упала в обморок, – сказала Эмма, и я, должно быть, закатила глаза или подняла брови, потому что она насупилась, а потом принялась оправдываться. – Нет, серьезно. Подумаешь, небольшой обморок. Устроили из этого целое событие. Да еще эта медсестра – Браун, кажется, ее фамилия, это она тебе звонила? – раскудахталась как я не знаю кто.

– Она просто добросовестно исполняет свою работу.

– Если бы это было так, она бы уже давным-давно отправила меня домой.