Мартин облизнул губы и повернулся к Ласкалю.

– Хорошо, – сказал он. – Приступим.

Ласкаль кивнул.

– Мисс Нейман и господин Альбигони сейчас рядом, в обзорной. Нам также удалось договориться с четырьмя из пяти помощников, о которых вы просили.

– С кем именно?

– Эрвин Смит, Дэвид Уилсон, Карл Андерсон, Марджери Андерхилл.

– Тогда давайте соберем их всех.

Они прошли в заднюю часть операционного театра и через другую маленькую дверь попали в коридор, ведущий в палаты пациентов. Мартин вспомнил последнюю из двадцати семи человек, которых здесь исследовал и лечил здесь, девушку по имени Сара Нин; он живо помнил ее Страну: населенные экзотическими животными спокойные джунгли, по которым густо разбросаны особняки. Путешествуя по ней, он почти полюбил Сару Нин – своего рода обратный перенос; ее интерьер был таким мирным, ее экстерьер – она была полноватая, похожая на корову, туповатая – таким очевидно безмятежным…

Страна Сары Нин часто снилась ему. Он сомневался, что у Голдсмита она будет хотя бы приблизительно такой же простой или приятной.

Голдсмита держали в палате для пациентов, которую прежде занимала Сара Нин. Два поджарых крепких человека в псевдокостюмах стояли возле этой двери, внимательно наблюдая за ними, пока они приближались, и наконец кивнув Ласкалю в знак узнавания.

– Господин Альбигони там, – сказал тот, что повыше, указывая на дверь на другой стороне коридора. Это была обзорная комната.

Ласкаль открыл эту дверь, и Мартин вошел.

Альбигони и Кэрол Нейман спокойно беседовали, сидя в креслах перед главным экраном. Когда дверь открылась, они подняли взгляды. Кэрол улыбнулась и встала. Альбигони наклонился вперед, уперевшись локтями в колени, выжидательно поднял брови. Мартин пожал руку Кэрол.

– Мы почти готовы, – сказала она. – Я дала нашим четырем помощникам задание для освежения памяти. Это займет у них какое-то время.

Мартин кивнул.

– Конечно. Я тоже хочу поговорить с ними.

– Через несколько минут они будут здесь, – сказала Кэрол.

– Хорошо. Я просто… заглянул ненадолго в операционную. Похоже, все на месте, кроме буфера.

– Справимся без него, – уверенно сказала Кэрол. Мартин старался не смотреть ей в глаза. Сейчас он ощущал себя особенно уязвимым. Пульс частил; периодически Мартин делал глубокие вдохи и не мог спокойно стоять на месте.

– Как Голдсмит?

– Прекрасно себя чувствовал, когда я последний раз говорил с ним, – сказал Альбигони. Зачинщик всего этого казался спокойным, центром миролюбивого замысла, вокруг которого, видел Мартин, он будет вращаться, электрон при ядре-издателе. Не важно. Для чего вообще он здесь? Все готово; они вполне могли бы обойтись своими силами.

– Что ж, тогда давайте посмотрим на него, – сказал Мартин, подвигая третье кресло так, чтобы из него было удобно смотреть на главный экран. Ласкаль сидел на столе позади них. Кэрол открыла панель управления в подлокотнике кресла и активировала экран.

– Первую палату, пожалуйста, – сказала она.

Голдсмит ссутулясь сидел на краю аккуратно застеленной кровати, держа перед собой на уровне колен книгу. Черные волосы взъерошены одежда помята но лицо безмятежно. Мартин обстоятельно изучил это лицо, отметил сонные глаза с набрякшими веками, волевые складки возле носа и рта, спокойные движения глаз, полностью сосредоточенных на книге.

– Что это за книга? – спросил Мартин.

– Коран, – сказал Альбигони. – Специальное издание, выпущенное мною пятнадцать лет назад. Когда он пришел ко мне, у него с собой не было ничего, кроме этой книги.

Мартин глянул через плечо на Ласкаля.

– Он все время читал ее?

– То да, то нет, – сказал Ласкаль. – Назвал ее «религией рабовладельцев». Сказал, что если его ждет тюрьма, то следует изучить менталитет надсмотрщиков.

– Мусульмане славились своими набегами за рабами, – сказала Кэрол.

– Знаю, – сказал Мартин. – Но ведь он не мусульманин, не так ли? В его досье ничего такого нет.

– Он не мусульманин, – сказал Альбигони. – И не приверженец ни одной из официальных религий, насколько мне известно. Несколько лет назад он увлекался вуду, но не всерьез. Посещал в Лос-Анджелесе магазин с ритуальной атрибутикой, но, по-моему, скорее ради исследования, чем по духовной потребности.

Двое из пациентов ИПИ родились в исламской вере. Их Страны были неприятными и тревожащими, интереснейшими с исследовательской точки зрения и стоили не тех трех-четырех статей, которые он о них написал, а тридцати или сорока, но самому Мартину пришлись не по вкусу. Он надеялся, что сможет научить исламских исследователей обращаться с этой terra особой культуры и религии, но ему не дали времени.

– Он кажется более спокойным, чем я, – сказал Мартин.

– Он готов ко всему, – сказал Альбигони. – Если я войду туда сейчас с пистолетом или «адским венцом», он радушно встретит меня.

– Массовый убийца в роли святого мученика, – сказала Кэрол. Она едва заметно заговорщицки улыбнулась Мартину, как бы говоря: «Прекрасная задача, нет?»

Ответная улыбка Мартина вспыхнула и погасла. Живот у него подвело. Вовсе не все равно, с тобой играют в Фауста или ты играешь. Он собирался ступить за эту черту.

Кожа рук Голдсмита была словно лайковой, пальцы держали книгу некрепко. Чистые. Никакой крови.

Мартин встал.

– Пора приступать к работе. Кэрол, давай встретимся с нашей четверкой и составим план на ближайшие несколько дней.

Альбигони посмотрел на него с некоторым удивлением.

– Мы не кидаемся сразу что-то делать, господин Альбигони, – сказал Мартин, с удовольствием видя на лице благодетеля что-то помимо спокойного ожидания. – Мы составляем план, готовимся, репетируем. Надеюсь, вы выделили нам достаточно времени.

– Столько, сколько вам нужно, – сказал Ласкаль.

Мартин коротко кивнул и взял Кэрол за руку.

– Господа, прошу извинить нас. – Они вместе вышли из комнаты. Мартин неодобрительно покачал головой, когда они прошли мимо охранников по коридору к комнате обеспечения и контроля.

– Жаль, что нельзя их всех выгнать, – сказал он.

– Они оплачивают счет, – напомнила Кэрол.

– Да спасет нас всех Господь.