Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не была ли она слишком строга? Кто знает. Долг и закон.
Мэри поймала себя на том, что всхлипнула. Что-то слишком быстро она готова идти на попятную. Она покосилась на соседние кресла, C, E, F, G: трое молодых людей в псевдокостюмах и пожилая женщина дорого одетая в стиле тридцатых годов все уставились в визоры на спинках кресел, шумоподавление приглушало звуки того, что их развлекало, до отдаленного шепота. Они не заметили ее душевного смятения.
ЛитВиз-21/1 Подсеть A (Дэвид Шайн): «Мобильный разведчик АСИДАК номер 2 наконец завершил исследование соскоба с одной из башен, образующих круги на B-2. Хотя лаборатории мобильного разведчика, действующие на основе нано, очень малы, они дают почти такие же точные результаты, как любая подобная лаборатория на Земле, с той лишь разницей, что на Земле у нас прошло еще пятнадцать лет прогресса. Тем не менее ожидается, что результаты на многое прольют свет.
Если вы, как и мы, заметили, что отчеты от всех средств мониторинга АСИДАК с недавних пор стали менее информативными, тому есть простое объяснение. Мы находимся в трудной фазе исследования планеты B-2 системой АСИДАК. Масштабные исследования показали нам планету и загадочную, и захватывающую, планету, где есть жизнь, но где не видно животных или даже крупных растений. Однако существование кругов из башен как будто бы указывает на какую-то разновидность разумной жизни, хотя нас предупреждают, что рано делать такие выводы. Сейчас АСИДАК занята тем, что тщательно проверяет собранные на данный момент свидетельства. Мобильные разведчики целенаправленно путешествуют по суше и воде и проводят анализы; «детки-монетки» продолжают передавать информацию из всех уголков планеты; объемы сведений, получаемых АСИДАК, колоссальны.
Но АСИДАК не способна быстро отправить всю эту информацию прямиком на Землю. АСИДАК создана как действующая вдали от нас подлинно мыслящая машина, способная проводить собственные эксперименты и делать собственные выводы, концентрируя информацию – как бы высушивая ее – и отправляя нам более компактные результаты.
Если АСИДАК столкнется с неразрешимой – для нее – загадкой, то необработанные факты действительно будут присланы на Землю, но не сразу; этот процесс может занять годы, даже десятилетия. АСИДАК способна функционировать на протяжении по меньшей мере столетия, ремонтируя себя, с энтузиазмом выполняя свою работу; но есть много слабых звеньев, и не последнее из них – ретрансляторы, рассеянные в глубоком космосе между Землей и альфой Центавра. Они не способны восстанавливать себя, как АСИДАК. В межзвездном пространстве они подвергаются воздействию глубокого холода и тратят все запасы энергии на прием и передачу сигналов. Если один из этих ретрансляторов сломается, время передачи всей информации увеличится вчетверо. Если выйдет из строя больше одного, передача информации может полностью прекратиться или станет осуществляться невероятно медленно.
И если по какой-либо причине часть сообщения пропадет, фактически потребуется еще десять лет, чтобы дать АСИДАК указание снова отправить его. Нить обратной связи АСИДАК с Землей действительно очень тонка, но это, полагаю, вполне соответствует обстоятельствам, принимая во внимание, насколько вообще дерзок был этот замысел».
Там нет колесниц, нет запряженных в колесницы, не бывает дорог. Но он творит колесницы, запряженных в колесницы, дороги. Там не бывает блаженства, радостей, удовольствия. Но он творит блаженство, радости, удовольствие. Там не бывает водоемов, лотосных прудов, рек. Но он творит водоемы, лотосные пруды и реки. Ведь он – творец.
Институт психологических исследований возвышался над семнадцатиакровой лужайкой, как перевернутая ступенчатая пирамида, один край которой был врезан в десятиэтажный бронзово-зеленый стеклянный цилиндр. Первоначально здание принадлежало китайско-российскому научно-исследовательскому центру; при Рафкинде многие китайские и российские холдинги в континентальных Соединенных Штатах были национализированы после их объединенного дефолта по кредитам Банка США.
Шесть месяцев это здание стояло неиспользуемым, затем было передано практически в безраздельное пользование Мартину Берку. Через год ИПИ уже казался крепкой структурой, в которой работали триста человек.
Газон был самоподдерживающийся, как все сады на территории ИПИ; запустение больше не означало запущенности. Внутри здания арбайтеры поддерживали полный порядок. Если бы не разграбление людьми, ИПИ был бы в точности таким, каким он его оставил…
Машина открыто остановилась перед стеклянными дверями, и Мартин вышел, но вернулся в нее, чтобы забрать у Ласкаля свой планшет.
– И охотник пришел с холмов, – сказал Ласкаль. – Мы отыскали здесь все глаза и уши федералов и муниципалов. Сейчас их нет. Здесь все спокойно.
Мартин не обратил на это внимания и направился к стеклянным дверям. Те впустили его. Просто ненадолго войти в здание, как делал тысячу раз, войти, словно ничего не случилось, стоило всего, на что он согласился.
Ласкаль следовал за ним на почтительном расстоянии. Мартин на мгновение задержался в приемной, сжимая побелевшими пальцами планшет. Он взглянул на Ласкаля, и тот бледно улыбнулся в ответ. Мартин кивнул и, пройдя мимо пустой стойки регистрации, спросил через плечо:
– Кто охраняет институт?
– Не ваша забота, – сказал Ласкаль. – Здесь безопасно.
– Мы просто подъехали и вошли… – сказал Мартин, его голос замер. Не его забота. – Где доктор Нейман?
– Все на первом лабораторном уровне, – сказал Ласкаль, следуя за гулкими шагами Мартина.
– А где Голдсмит?
– В одной из палат для пациентов.
Мартин вошел в свой прежний кабинет в конце коридора, за две двери до лифтов на подземный исследовательский уровень. Шкафы для дисков открылись при его прикосновении, но оказались пусты; на его рабочем столе ничего не было. Прикусив нижнюю губу, он проверил ящики стола; те были заперты и не среагировали на отпечаток большого пальца. Он вернулся, но не домой; дом больше не узнавал его.
– Вам же это не требуется, не так ли? – тихо спросил Ласкаль от двери. – Вы не сказали, что это нужно.
Мартин быстро покачал головой и протиснулся мимо него.
Двери лифта при его приближении открылись, и он вошел, Ласкаль шел в двух шагах сзади. Мартин почувствовал, как в нем закипает гнев, и постарался взять себя в руки. Два слова крутились в его голове: «Нет прав». Возможно, это означало, что никто не имел права обыскивать его рабочее место, но могло бы и означать, что никто не имел права совершать какие-то действия в отношении ИПИ.
Двадцать семь футов вниз. Двери открылись. Словно не прошло и минуты с тех пор, как он в последний раз шел по этому коридору, Мартин повернул налево и властно открыл большую дверь в центральную исследовательскую операционную. Подбоченясь, он окинул взглядом расположенный чуть ниже операционный стол. В обзорной галерее над столом, за толстым стеклом, стояли три ряда вращающихся кресел. Мягко светились ряды огней, утопленных в полусферический купол прямо над операционным театром. Большая часть оборудования – им занимались два исследовательских арбайтера – по-прежнему оставалась на прежнем месте: бело-серебристый триплексный цилиндр, мониторы нано слева от трех серых кушеток – стоящие в ряд пять компьютеров и один мыслитель, не хватало только буферного компьютера, благодаря которому исследователи и исследуемые могли быть уверены в своей безопасности, зная, что находятся внутри симуляции с задержкой по времени…