— Что ты знаешь такого, чего не знаем мы? — спросила она. — Почему мы должны были бежать в храм? Так много наших погибло. И ради чего? Ради утешения Цефеи, чтобы было не так обидно, когда придут гномы и будут смеяться?

— Там, снаружи, вовсе не гномы, — пояснила Ода. — Может быть, когда-то они ими и были, но теперь это порождения мира теней, демоны, нежить. Я видела это в их глазах. Они были застывшими, холодными. У них синие губы, кожа белая и матовая. Ты всадила одному из них болт в шею. Ты сама все знаешь, просто не хочешь себе в этом признаться. Твой рассудок говорит тебе, что это невозможно, но я прошу тебя, поверь на этот раз своим глазам и не слушай своего сердца.

— Нежить или не нежить, — произнес Гундер, — но если мы навалимся на них все вместе, мы справимся. Ты почти убила одного из них с помощью факела. Так почему не получится у нас?

Ода покачала головой.

— Вы не знаете, о чем говорите. Вы ошибаетесь насчет «почти убила». Я его даже не ранила по-настоящему. Эти существа очень сильны. Да, они боятся огня, но он горит на их коже недостаточно долго, чтобы быть смертельным. Они убьют больше полуросликов, чем вы можете себе представить, поверьте мне. Но пока позвольте мне помочь вашей сестре. Нужно обработать ее рану.

— Кто или что ты такое? — спросила Рубиния.

— Я разбираюсь в таких вещах, пока это все, о чем вам следует знать, — ответила Ода.

Рубиния и Гундер уставились на нее широко раскрытыми глазами.

— Что вы не договариваете? — сердито поинтересовался Гундер. — Никто не может так просто разбираться в лечении ран. Вы знаете больше, чем хотите сказать.

— Это только мое дело, и вас не касается, — фыркнула Ода. — Я же не спрашивала, что не так с этим городом. Почему так много семей носят траур. Я понимаю, что бывают вещи, о которых не хочется говорить, и вам тоже следует повременить с расспросами. А теперь отойдите с дороги, чтобы я могла помочь вашей сестре и остальным.

У Мило было такое чувство, что все его органы собрались в области живота. Зада он вообще больше не чувствовал, а руки словно налились свинцом.

Он уже много часов сидел на спине лошади, цепляясь за Рафа, темного типа, предводителя мужчин из Дома Истины. Темными были многие вещи из тех, о которых не говорили. Судя по всему, Раф не любил посвящать в свои дела и мысли других людей — ни друзей, ни пленников. Мило пока еще не определился, на чьей он стороне. Раф не оставил ему выбора, заставил присоединиться к ним. Они просто посадили его на коня и поехали прочь. Он знал лишь то, что они ехали в Рубежный оплот, чтобы встретиться там с кем-то, кто тоже может заинтересоваться странными рисунками на кольце с печаткой, красовавшемся на пальце у Мило. Раф отдавал совсем немного распоряжений, да и те шепотом или наедине с тем, кого они касались. Окружавшие Рафа люди решений, судя по всему, почти не принимали. Все слушали своего предводителя. Друг с другом они тоже почти не разговаривали. Либо между ними были неприязненные отношения, либо говорить было не о чем. Но большинство, кажется, решили сосредоточиться на том, что им предстояло — что бы это ни было.

Мило убеждал себя, что является частью группы. Как бы там ни было, его не связали, никто не бил его, не обращался как с пленником. Они ехали вместе, спали вместе, ели вместе. Все это казалось Мило достаточной причиной для того, чтобы считать их товарищами, а ситуацию — более-менее сносной. Кроме того, они вели его прямо туда, куда посылал его мейстер Гиндавель. С планом освободить брата придется подождать, как бы тяжело это ни было. Но кто знает, зачем это нужно. Может быть, он выяснит что-то о Младшем Сыне и таким образом освободит Бонне. Впрочем, вполне вероятно, что его брат и так уже сидит в Вороньей башне у тети Рубинии, греет ноги у камина и уплетает за обе щеки черничные пышки.

Кроме прочего, у Мило были и другие сложности. Чтобы не свалиться с коня, ему бы следовало вцепиться в широкий ремень Рафа. У Мило же одна рука была занята мешочком со сладким пшеничным печеньем, который он взял из дома Нингота, а другой рукой он пытался запихнуть лакомство в рот. Строго говоря, это было уже четвертое печенье, но остальные попали ему в рот только отчасти. Постоянная качка делала попытки съесть печенье, а не воткнуть его себе в глаз или не раскрошить о лоб практически невозможными. Такое привычное для Мило упражнение, даже в самых ужасных обстоятельствах, на спине у лошади превратилось в сущую пытку.

— За возвышением остановимся! — крикнул товарищам Раф. — Сначала понаблюдаем за городом. У меня нет желания бросаться в битву, которая, возможно, уже проиграна.

Мило понятия не имел, о чем он говорит. Битва? В Сером порубежье вот уже триста лет никто не воевал. Страна мало что могла предложить, а для того, чтобы предотвратить пограничные споры, каждый народ много лет назад прислал послов, которые поселились здесь. Весть о войне наверняка разнеслась бы задолго до того, как в нее оказался бы втянут Рубежный оплот. Кроме того, в Сером порубежье не было войска, чтобы можно было себе позволить с кем-нибудь повоевать.

Гномы жадные до золота и драгоценных камней, и Мило готов был поверить, что они ввязались бы в войну исключительно ради этого. Но поскольку все стóящие разведочные места и возможные жилы и без того уже находились в руках гномов, в Сером порубежье не было ничего, что могло их бы заинтересовать.

Об эльфах Серого порубежья можно было много чего сказать, кроме того, что они склонны к войне. Мейстер Гиндавель как-то в шутку сказал, что эльфы не станут вести войну против других народов, поскольку считают ниже своего достоинства драться с чужими расами. Это объясняло и то, почему эльфы жили уединенно и в первую очередь на верховых болотах и покидали их лишь изредка.

От людей, опять же, можно было, вне всякого сомнения, ждать проявления воинственности. Каждый раз, когда у соседа обнаруживалось нечто ценное, они не стеснялись проливать кровь. И даже если не было ничего такого, что бы им было нужно, они не оставляли других в покое. Люди Серого порубежья, конечно же, не отличались ничем от живущих в других местах, но у них не было амбициозных предводителей и ресурсов для того, чтобы вести войну. Рубежный оплот славился своими инакомыслящими и желающими изменить мир. Лорд Солвин давно уже был вынужден набрать войско из наемников, поскольку своих воинов не хватало. Даже городская стража была недоукомплектована. На одного готового драться приходилась сотня предпочитавших вооружиться пером.

Оставались только полурослики, но мысль о том, что они способны начать войну, была более чем абсурдна. В истории маленького народца от самых его истоков не было ни единой войны, которую бы они вели, и ни одной такой, в которой их хотя бы упоминали.

— Хо-хо, придержите коней! — крикнул торговец, одним прыжком отскочивший на обочину. — Рубежный оплот никуда не убежит, он только разрастается.

Раф и его люди въехали прямо в торговый караван. Купцы расставили с полдюжины повозок на траве по обе стороны дороги, чтобы животные могли попастись и отдохнуть.