Дверь позади парня хлопнула, и стук каблуков возвестил о приближении Фостер.

Засунув руки в карманы, Дуб зашагал вперед, а Алекса рядом. Ранняя осень еще не успела испугать народ, поэтому на лавочках где не где сидели парочки, а по дорожкам проносились дети на самокатах и роликах.

За месяц пребывания здесь Паша был в этом парке всего второй раз. Он не знал, куда они шли, хотя это и не особо интересовало. Бесцельно вперед. Вдвоем.

Со стороны эти двое выглядели просто знакомыми, а на самом деле у Алексы сердце с ума сходило. Идти вот так вместе казалось таким нормальным. Словно прогулка влюбленной пары. Она бы даже хотела держаться с ним за руки. И чтобы Паша целовал её.

Под кожей легким пером пролетела волна, как и всякий раз, когда в памяти всплывали моменты их близости.

Дойдя до небольшого деревянного моста, Дуб остановился. Подошел к ограде, оперся локтями на поручень. Осмотревшись по сторонам, Фостер встала рядом.

Нужно было что-то сказать, но… Боже, как переступить через этот барьер? Волнение собралось комом в горле.

— Знаешь, Фостер, — вдруг первым начал Паша, беря как всегда ситуацию в руки и вынуждая девушку устремить на него взгляд, — я однажды пообещал себе никогда больше не влюбляться.

От подобной честности ее будто молнией ударило и пригвоздило к месту. Она была готова к требованиям с его стороны, упрекам. Пульс мгновенно ускорился.

— Больше? — повторила, сама не зная, хочет ли услышать правду или нет.

— Да. Больше, — вздохнул Паша, наблюдая за проплывающими внизу по реке дикими утками. — У меня была девушка. Как мне казалось, идеальная, — губы парня разъехались в стороны, и это была не улыбка. Скорее гримаса презрительного сарказма. — Но вся эта показушность оказалась мишурой, и однажды я узнал, что был для нее только клиентом, которого она хотела посадить на наркоту. Таких у нее, как выяснилось, херова туча. И с каждым она спала.

Ал рефлекторно приоткрыла рот, шокированная признанием. Что? Разве так бывает? Сердце от услышанного сжалось до крошечного размера и больно заныло.

Видимо, вся её брезгливость и неверие отразились на холеном ангельском лице, потому что Паша хмыкнул.

— Да, Фостер. Жизнь — это не только инстаграм, пляски чирлидеров и танцы в элитных клубах. Если захочешь, я когда-нибудь тебе расскажу историю своей жизни, и тебе твоя покажется сказкой. Но я сейчас не об этом. Тогда, в начале этого года, я подумал, что на хрен мне не нужно все это. Гребаная любовь, не приносящая ни черта, кроме боли и неверия, сказки о "жили они долго и счастливо". Буду жить для себя. Уходить в отрыв и больше не заботиться ни о ком. Так я думал до того момента, пока не узнал тебя, Фостер.

Ал силой протолкнула ком в горле, во все глаза смотря на Пашу и даже переставая дышать. Кожу ошпарили острые мурашки.

— И хоть по большей части мне хочется тебя убить за твои поступки и поведение, но все же я понимаю, что провалил обещание, данное самому себе.

Скулы на мужском лице сжались, выдавая насколько он на самом деле напряжен. Растерянный, не готовый к таким признаниям взгляд Алексы был прикован к мужественному, красивому лицу. Паша выглядел таким… Открытым перед ней. Искренним, и от этого сердце зашлось, взвилось к горлу и окрыленно забилось. Кажется, именно в эту секунду она поверила ему. Впервые за долгое время поверила по-настоящему.

Обхватив себя руками, посмотрела на напряженный мужской профиль. С усилием втянула воздух в легкие.

— Па-ша́ … я много лет старалась жить так, чтобы знать, что меня ждет завтра. Чтобы избавить себя от волнений и лишних терзаний. Я старалась построить жизнь таким образом, чтобы в ней не было места боли и неуверенности. А с тобой… — Ал запнулась, понимая, что вываливает на него правду, но когда черные глаза встретились с ее, продолжила: — С тобой у меня все внутри болит, — изо рта вырвался всхлип, потому что впервые приходилось говорить о собственных эмоциях.

Паша почувствовал, как грудную клетку дробит изнутри пульсом.

— Болит оттого, что я постоянно думаю о тебе. От незнания, непонимания. Ты… — мрамор зеленых глаз плавил и проникал в мозг, вынуждая Пашу сдерживать дыхание. — Я ненавижу тебя за то, что ты заставляешь меня чувствовать. Столько эмоций, к которым я не готова. Давящих, удушающих. Я очень стараюсь не думать, не ревновать, не представлять тебя с кем-то, но у меня не выходит.

Отчаянно качнув головой, Ал еще крепче обняла себя, но Паша больше не мог стоять в стороне. Его пробрало до костей сильнее порыва ветра, бросившегося в лицо. Развел женские руки в стороны и, прижав Алексу спиной к поручню, обхватил её лицо ладонями, ощущая, как она дрожит. Его маленькая девочка…

— Не представляй и не думай, — сказал, лихорадочно исследуя глазами порозовевшее лицо любимой.

— Я не могу, — теплый выдох обжег мужские губы. — Ты просто повсюду. И чем больше я пытаюсь тебя игнорировать, тем это тяжелее выходит. И от этого еще больнее. Когда ты с кем-то, но не со мной. Я не хочу, чтобы так было, но проигрываю собственным эмоциям!

— Глупая! — губы Паши коснулись ее, когда Алекса снова всхлипнула и сама же обхватила его лицо парня ладонями в зеркальном жесте.

У Паши в голове потемнело. Дурочка маленькая! Кажется, слова Алексы прошибли сильнее, чем когда-то сказанное Настей «Я буду любить тебя всегда, Паша». Тогда он думал, что невозможно быть счастливее, но жизнь в очередной раз удивила. Разорвала на части от услышанного.

— Фостер, это нормально. Испытывать боль, страх, — сказал, утыкаясь лбом в ее и утопая в любимом нежно-сладком запахе. — Жизнь неидеальна, но она чертовски хороша в своей неидеальности. Я не хочу, чтобы ТЫ была идеальна. Мне самому далеко до этого состояния. Но несмотря на это, я с ума по тебе схожу. По твоей высокомерной стервозной манере. По тому, как пытаешься делать вид, что безразлична ко мне, и по тому, как в университете в столовой готова вылить мне колу на голову за то, что рядом кто-то сидит, — Алекса улыбнулась, проглатывая всхлип. — По твоей привычке ставить стакан с щетками на свою сторону и по тому, как убираешь все вещи по ящикам. А еще по тому, какой ты бываешь только со мной. Ранимой и слабой.

Ал не понимала, что с ней происходит. Её тянуло в разные стороны. Вены болели оттого, с какой скоростью помчалась по ним кровь. Карие глаза уносили прочь, и это было таким правильным в этот момент.

Потянувшись к Паше, сама поцеловала его и, обвив шею руками, прижалась всем телом. Потребность оказаться в любимых руках оказалось непреодолимой.

А когда мужской язык проник в рот, она забыла обо всем, позволив себе поверить ему и тому, что между ними происходит.

Сильные руки буквально раздавили в крепких объятиях. Запах парня ворвался в ноздри, опьянил, стер волнение и терзания. Его вкус, страсть и власть над ней обрели всю мощь. Алекса и правда чувствовала себя рядом с ним очень ранимой и уязвимой. Такой, какой оставалась за закрытой дверью собственной спальни. Рядом с парнем не надо было притворяться. Он принимал ее настоящей, а она готова была принять его.