— Влад… он — старый мамин друг, — пробормотала она. — Они…

— Я так понял, что были знакомы со школы, — осторожно вставил Агафонов, желая Хоуку провалиться под землю или лучше в оркестровую яму.

— Да, — кивнула Ева. — Милкина мама и Влад — двойняшки. Они не похожи совершенно, но родились с разницей в десять минут. И с первого класса дружили с моей мамой.

— Ну и хорошо, — не понимая, почему встреча с давним другом семьи так подействовала на Еву, пробормотал Агафонов.

— Они учились в одном классе, дружили… И Влад… Ну в общем, он — первая мамина любовь. И, как оказалось, единственная, — тяжело сглотнула она. — Всем вокруг жизнь перепортили. Папе, нам, тете Гале! — вскрикнула Ева как раненая.

— Не хочешь, не рассказывай, — предупредил Агафонов. — Мне наплевать по большому счету, кого любила твоя мать и по ком до сих пор страдает Влад Хоук. Положить с прибором, Ева! Если тебе больно говорить, то просто забудь. Это не твоя история, девочка…

— Не моя, — печально качнула она головой и направилась обратно к машине. — Но когда-нибудь найдется человек с черной душой, кто пожелает тебе открыть глаза на нашу семью. Поэтому я и хочу, чтобы ты знал все от меня! Знал, как я ненавижу измены! Ненавижу их на собственной шкуре! Это вранье, двуличие, когда один из супругов предает второго! Ежедневно! И час за часом в своих мыслях! Я прощу тебе все, Мишенька. Даже если ты вдруг обанкротишься и нам придется жить от зарплаты до зарплаты. Если ты заболеешь, я стану бороться и выцарапаю тебя из лап болячки. Я поеду с тобой на край света и не пожалуюсь на условия. Но только не изменяй мне, не предавай меня, слышишь?

— Ева, — добродушно воскликнул Агафонов. — Ну что с тобой приключилось, а? У меня дела идут в гору, грех жаловаться. Я вроде ни на какие болезни не жалуюсь и регулярно прохожу обследование. Уезжать на ПМЖ ни с тобой, ни без тебя никуда не собираюсь. И сам категорически против измен. Слышишь? Что тебя так взволновало, любимая? Ну дружила твоя мать с этим Владом. Ну любила его. Нам-то что?

— Они были любовниками, — выдохнула Ева. — С десятого класса, и собирались пожениться. Но поссорились. Влад уехал поступать в Москву, а мама встретила папу и вышла за него замуж. Влад закончил какой-то институт, сколотил группу и стал знаменитым. Мама родила нас и хорошо жила с папой. При всяком удобном случае говорила, как нас и отца любит. А потом у Камиллы умер дедушка. Влад приехал на похороны. И все закрутилось по новой. Только никто вокруг не догадывался. Влад вернулся в город, и, оказывается, они с мамой строили уже какие-то планы. Папа сквозь пальцы смотрел на всю эту возню, а сам встречался с Алиной. Почему никто из них не подал на развод, я не знаю… И многое мне известно по обрывкам разговоров, намекам… Никто же не обращает внимания на маленькую девочку, правда? Играет кто-то в куклы, ну и пусть играет…

— Она брала тебя с собой? — ужаснулся Агафонов и, обняв Еву за плечи, притянул к себе.

— Нет, — слабо улыбнулась она. — Мама оставляла меня играть с Камиллой. Но тетя Галя и бабушка Валя обсуждали мою маму и Влада. А мы с Милкой играли рядом и все слышали. Многое я не понимала тогда. Но запомнила все. И поверь, у меня было время восстановить эти разговоры в памяти. Я люблю ее до сих пор. Ее невозможно не любить. Но если бы папа повел себя по-другому, если бы мама думала и о нас, ее детях, жизнь сложилась бы иначе и она была бы жива.

— Ну сама подумай, — ласково протянул Агафонов, — как ее сложная жизнь повлияла бы на твою? — поинтересовался он, тщательно подбирая слова.

— Она нервничала из-за этого Влада. Никак не могла выбрать, с кем остаться. Папа бы ей нас не отдал. Да и Хоуку трое чужих детей не приснились бы в ночь глухую. Не тот он человек, чтобы с ним можно было б построить семью. А пока мама думала, Влад закрутил роман с какой-то малолеткой и попался на этом. Был страшный скандал. Бабушка Валя, его мать, и тетя Галя вопили в голос. Потом мы с мамой вернулись домой, она приготовила обед. Отругала братьев за бардак в комнате, легла на диван и умерла. Папа сказал, что сосуд лопнул.

— Ева, — прошептал Агафонов. — Я клянусь тебе, любовь моя, — заглянул он ей в лицо и взял ее руки в свои. — У тебя не будет поводов для волнений. Гулять я точно не собираюсь. Ты тоже… Значит, проблема измены нам не грозит…

— Наверное, — тяжело вздохнула она. — Знаешь, дети алкоголиков обычно не пьют. Вот и я на примере родителей боюсь измен. Страшно боюсь.

— Как мне еще убедить тебя? — рыкнул он, прижимая ее к стволу дерева. — Как заставить поверить мне? Как доказать, что я не верблюд и не Рома Демьяновский…

— Я люблю тебя, — прошептала Ева, обвивая обеими руками его шею. — Верю тебе безоговорочно, Миша.

— То-то же, — пробурчал он, снова целуя ее. — Никому тебя не отдам… Пойдем обратно, девочка, — улыбнулся он, беря ее за руку. Я замерз как собака…

Лениво переговариваясь дорогой, они тихо брели к машине. Ева чувствовала, как старые боль и обида уходят прочь. Растворяются в тепле Агафоновских рук, в его страстных и горячих поцелуях.

«У нас с Мишей своя жизнь, — подумала Ева, — и нечего оглядываться на родителей. Нет причин быть несчастными, если они не смогли стать счастливыми. Мы вместе, и это главное. Мы любим друг друга, и это навсегда».

Ева будто бы со стороны наблюдала, как Агафонов, крепко сжав ее руку в своей, переходит дорогу. Важный и сосредоточенный. Она чувствовала, как ее обволакивает спокойствие и тихая радость.

«Ты только мой, Мишечка», — вздохнула она про себя, ощущая небывалый прилив нежности к этому строгому и взрослому мужчине, и уже хотела поделиться с Агафоновым своими мыслями, когда он остановился посреди тротуара, обвел растерянным взглядом пустую площадку около входа в аэропорт и негодующе прогудел:

— Ептиль, гребаный сарай, а где моя машина?

— Вон твой сарай, — толкнула Агафонова в бок Ева. — Как ты мог забыть, что на парковке поставил?

— Да я хотел зарулить на тротуар, прямо к входу, — облегченно вздохнул Михаил, направляясь к любимой тачке. — А потом вспомнил, что у меня же есть пропуск. Лично начальником аэропорта выдан… Вот и воспользовался, а в памяти отложилось…

— Старичок, — хихикнула Ева. — Вот придет к тебе Альцгеймер, придется тебя везде за собой водить. На маникюр, по магазинам…

— Что? — изумился Агафонов. — Куда?

— Я в интернете читала про пожилую пару. Дедушка всегда сопровождал свою жену на маникюр или стрижку. И бабулька как-то поделилась, что везде берет его с собой. Иначе он потеряется. У него Альцгеймер, и он ничегошеньки не помнит. Как по мне, так это самая лучшая история любви, Миша.

— А мне кажется, я никогда не слышал более искреннего и нежного признания, — улыбнулся Агафонов, прижимая Еву к груди. — С тобой, девочка, я согласен жить до глубокой старости, — прошептал он. — Но все-таки хотел бы обойтись без Альцгеймера и Паркинсона.