— Бедняжка.

Лоретта прижала Милли к своей пышной груди так, что та задохнулась, и так же резко отпустила.

— Смахивает на колдовство. — Эмиль-Батист сделал руками странный знак и сплюнул.

— Точно, — согласилась Лоретта. — Знаешь актрису-цыганку, которая величает себя графиней и напускает… важности? Слыхала, что это она тебя сглазила, когда ты получила ее роль Кармен.

— Ей надо помолиться святому, чтобы снять проклятие, — скорбно промолвил мистер Тиг-Вашингтон.

— Проклятия и суеверия не нанимают киллеров, — заметил Арджент.

Брови Лоретты, темное разоблачение истинного цвета ее волос, поползли на лоб.

— Где ты откопала этот луч солнечного света, не в морге часом? У него не гладкие руки праздного господина, на свои прекрасные костюмы он зарабатывает. Чем вы занимаетесь, мистер Арджент, вы гробовщик?

Кристофер пожал плечами и произнес:

— Почти в точку.

Куаферша ухмыльнулась.

— Не могу сказать, что не ценю откровенность. Ну, Милли, дорогая, теперь позволь мне тобой заняться, — и Лоретта указала на коридор, ведущий в гардеробную. — Не вы, — ткнула она пальцем в двинувшегося было за ними Арджента. — Происходящее между женщиной и ее косметологом — священный и мистический обряд. Вам, мужчинам, вмешиваться не дозволено.

Арджент взглянул на Милли. В этом роскошно обставленном, теплом и перегруженном деталями жилище он выглядел страшно большим и страшно неуместным. В горстке ее комнат, казалось, хватило бы мебели, безделушек, антиквариата и разных диковинок, чтобы заполнить весь его пустой особняк. Старые афиши соседствовали с марокканскими лампами, греческими настольными статуэтками, поддельными египетскими папирусами и вазой, из которой вместо цветов торчали павлиньи перья.

Среди этого женского богемного хаоса мраморная кожа и однотонный костюм Арджента резко контрастировали с яркой вспышкой его коротких рыжих волос. Он выглядел таким тяжелым. Таким брутальным. Таинственная тень, угодившая в плен цветового взрыва. Зрелище настолько захватывало, что обе женщины слишком долго не могли оторвать глаз.

— Спущусь-ка я пропустить стаканчик в пабе, — привычно произнес Тиг-Вашингтон. — Не составите мне компанию, мистер Арджент?

— Благодарю вас, но я лучше останусь. — Арджент уселся на краешек дивана оливкового цвета.

— До тех пор, пока вы нам не мешаете, — напомнила Лоретта, чуть не волоча Милли за собой в коридор.

— Je t’aime, mon cœur[12], — сказала она мужу, как каждую неделю на протяжении последних двух лет, приходя к Милли.

— Et vous, mon âme[13], — откликнулся он, закрывая дверь.

Ритуал, обычно вызывавший у Милли улыбку. Сегодня же она испытала чувство какой-то неловкости или вины за невольное присутствие при интимном таинстве, к которому она непричастна.

Ощущая странную подавленность, она уселась в придвинутое Лореттой обитое тисненым бархатом кресло с высокой спинкой, чувствуя себя увядшим цветком.

— Начну с твоих волос.

Лоретта говорила это в начале каждого сеанса. Взяв несколько прядей, она приступила к лечению, нанося смеси редких масел и трав американского континента вроде жожоба, смешанных с настойками корня юкки и дикой розы. Смазав кончики волос и кожу головы, пальцами намочила волосы и острой бритвой обрезала неровные концы.

Острые запахи дикой, незнакомой земли наполнили комнату экзотическим ароматом, и Милли впервые за несколько дней расслабилась.

— Где ты откопала этого викинга? — спросила Лоретта, и голос ее зазвучал мелодичнее, поскольку обеими уже владела магия ритуала.

— На самом деле это он меня откопал.

— Понимаю. Дела сердечные или скорее… супружеские?

Только Лоретта могла безнаказанно задать подобный вопрос прямо в лоб, и это притом, что отношения клиентки и стилистки всегда неизмеримо тоньше и деликатнее, чем даже со священником на исповеди.

И все же Милли не могла подобрать слов для описания того, что значил для нее Кристофер. Наемный убийца, ставший защитником. Злодей, сделавшийся любовником.

— У нас… соглашение, — промолвила Милли.

— Это соглашение как-то связано с теми нападениями на тебя? Вполне похоже, этот зверюга способен любого разорвать голыми ручищами.

Бесцеремонная и подчас назойливая Лоретта, может, и была не слишком образована, но при этом отнюдь не глупа.

— Не буду отрицать, — вздохнула Милли.

— Все в порядке. — Лоретта собрала волосы на макушке у Милли и закутала ее голову, давая маслам впитаться и подействовать, прежде чем смывать. — Ты не первая и не последняя, пустившая в свою постель опасного мужчину в обмен на покровительство… Я и сама не раз через это проходила, пока не встретила мистера Тиг-Вашингтона.

— Правда? — задохнувшись от странного облегчения, Милли в душе благословила Лоретту за то, что та не назвала ее проституткой.

— О, конечно.

Затем в ход пошел деревянный шпатель, которым Лоретта принялась наносить на лицо Милли маску из меда, пчелиного воска, сока белой лилии и лимона, чтобы разгладить кожу и скрыть все поры или несовершенства.

— Покровитель бывает нам нужен ради денег, еды, приюта, силы, а иногда даже смертоносных навыков и готовности убить. Похоже, ваш мистер Арджент может дать все сразу.

— Точно.

Откинувшись назад, Милли закрыла глаза и наслаждалась ощущением густого, теплого сиропа, растекавшегося по ее коже. Многие женщины ее профессии принимали покровителя. В большинстве случаев это означало, что мужчина брал ее на содержание как любовницу. Спасая от нищеты, голода и жестокости улиц с грязными мужланами или, того хуже, болезней.

Признавшись в том, что у нее есть защитник, Милли имела в виду не покровителя, а защитника в буквальном смысле этого слова. Хотя оплата за услуги взымалась та же.

— Ты должна мне рассказать, — конспиративно прошептала Лоретта. — Каков он в постели? Насколько хорош твой викинг? Сколько раз он подарил тебе la petite mort[14]?

«Маленькая смерть», таинственная кульминация — тема вечных женских пересудов. Вызывающая все эти задыхающиеся стоны и вскрики, которых она в свое время вдоволь наслушалась сквозь тонкие стены, живя под одним кровом с падшими женщинами.

Милли замялась, пытаясь скрыть неопытность за неосновательным объяснением.

— Честно говоря, не знаю. Мы только… я была с ним всего один раз.

Поглаживающие движения замерли, а потом сделались еще мягче.