— Я тут недавно встречалась с леди Харриетт Креншоу, виконтессой Рассел. И, как ты знаешь, она сестра его светлости Колина Толмеджа, герцога Тренвита, который недавно вернулся из Индии. Ходят слухи, что он ищет жену, и леди Рассел мне сказала, что он твоей большой поклонник и очень хочет с тобой познакомиться.

— Герцог? — Пальцы Милли задрожали прямо в умелых руках Лоретты. Женщины вроде нее из доходных домов Уайтчепела даже и в сладких снах не мечтали о титуле, тем более герцогини.

— Богат как Мидас, здоров как твой викинг, красив как Адонис и, если ты не против, однорук.

— О? — В ее памяти неожиданно всплыла газетная статья. — Кажется, я читала о нем в газетах. Ведь никто точно не знает, как он потерял руку? Не он ли недавно вернулся из Индии с маркизом, прозванным Демоном-горцем?

Лоретта кивнула.

— Лэрд Рейвенкрофт, он самый. Два самых отличившихся офицера — Тренвит и Рейвенкрофт, правда, Демон-горец вернулся без единой царапины.

Милли удивило, насколько мало ее заинтересовала встреча с этим лордом Тренвитом. Да к тому же еще и национальным героем, раненым ветераном и герцогом.

— Дорогая Лоретта, не забывай, герцоги просто не женятся на актрисах.

— Всяко бывает. Он может, к чести или бесчестию, поступать как захочет. И как особа королевской крови нарушать условности. — Лоретта помолчала, дав своей мысли возможность блеснуть в солнечном свете, и подняла палец Милли, чтобы убедиться в ровности ногтя, прежде чем приступить к его полировке. — Если захочешь, по истечении твоего соглашения с викингом мы с леди Рассел устроим тебе знакомство с герцогом, хотя на твоем месте я не стала бы томить такого мужчину ожиданием.

— Разумеется, — прошептала Милли.

Герцог. Бросит ли она свою жизнь, пожертвует ли карьерой ради того, чтобы стать герцогиней? Ради Якоба — да. Разумеется, титула ему не получить никогда, но один лишь образ жизни и фамильные связи того стоят, и Милли охотно за это заплатит. Цена не слишком высока. Ей подумалось, что есть кое-что похуже, чем стать герцогиней, да к тому же выйдя замуж за красивого герцога. Гораздо хуже.

— Мне пора задуматься о будущем? — поинтересовалась она.

На прошлой неделе она элементарно сражалась за жизнь и пустила все на самотек. За короткое время Арджент занял в ее жизни огромное место. Прочно засел у нее в голове с того мига, как она впервые увидела его в ложе. Как только он прижал свои жесткие полные губы к ее губам.

И он настолько ее покорил, что она уже и думать не могла ни о ком другом. У нее появился шанс соблазнить герцога. Знатнейшего из всех доступных пэров империи. А у нее из головы не выходил мрачный взгляд светлых глаз Кристофера Арджента, пустота которых была так глубока, что превосходила ее понимание, резко контрастируя с примитивной свирепостью его желания.

И после того как она провела с ним ночь, подчинившись его силе и вожделению, ее постоянно снедало предательское любопытство. Словно в ней проснулось нечто, мирно спавшее всю жизнь.

И она не могла заставить себя подумать о подобном греческому богу герцоге. Потому что все ее воображение уже занял Кристофер Арджент. Жесткий, смертоносный и брутальный.

За исключением того мига, когда он подхватил ее, окружил своей силой и осторожно положил эти смертоносные ладони ей на спину.

Этот миг она не забудет никогда. Никогда больше ей не избавиться от таинственного убийцы, даже после того, как тот навсегда исчезнет из ее жизни и растворится во мраке.

Разумеется, Милли была права, предположив, что у Арджента есть берлога. Она могла вообразить нечто темное, холодное и пугающее, но только не это. Один из самых больших бальных залов, что ей когда-либо доводилось видеть. Двусветные окна, занавешенные тяжелыми шторами, высокий сводчатый потолок слоновой кости, изукрашенный золотом и росписью ручной работы. Пространство огромной длины освещали две величественные люстры с множеством хрустальных подвесок, трагически проигравших бой паутине.

Ее шаги гулким пугающим эхом разнеслись по залу, когда она подошла к одной из мерцающих газовых ламп и повернула замысловатый выключатель. Пламя заиграло на причудливых и ужасных инструментах его ремесла. На стене висели клинки любой мыслимой длины. На громоздкой, покрытой черным бархатом подставке, в которой Милли заподозрила бывшее фортепиано, лежали пистолеты. Прочие предметы, приложение которых она даже не могла себе представить, висели на крюках или покоились под стеклом витрин в ожидании чьей-то плоти.

Что из этого арсенала, подумалось ей, должно было оборвать ее жизнь? Оружие, жуткое само по себе, угрожающе блестело, и Милли инстинктивно отпрянула. Ей захотелось отсюда сбежать.

Она отвернулась от стены с огнестрельным оружием, и у нее перехватило дыхание, когда с блестящего темного деревянного пола поднялись густые тени статуй в человеческий рост и скелетов, представляющих сцены казней.

Зачем ему понадобилось назначать ей встречу здесь, в этом ужасном месте?

По возвращении из ее квартиры в его карете, нагруженной многодневным запасом ее одежды и всякой всячины, он и назначил ей встречу в большом бальном зале через десять минут.

Десять минут. Видимо, он любил пунктуальность.

Возможно, тут, в окружении своего арсенала, он чувствовал себя свободнее. Возможно, пока они планируют избавиться от жаждавших ее смерти, хотел напомнить ей, кто он и что он.

Ей подумалось, что этот зал и его обстановка должны были у многих, и в том числе у нее, вызывать отвращение. Однако, вопреки всему, в глубине души Кристофер Арджент стал Милли смущать. Опасения сменились странными, неясными чувствами. Некоторые из них она не осмеливалась описать, о других запретила себе даже думать.

И главным среди них было любопытство.

Сделав шаг вперед, Милли дрожащими пальцами прикоснулась к стеллажу с кинжалами, выбрав экземпляр с большой ручкой и устрашающим лезвием. Он оказался тяжелее, чем она ожидала. Ручка прохладна и не по ее ладони. Держать его было опасно, словно он превращал ее в злоумышленницу. И Милли подумалось, что так оно и есть.

Поднеся лезвие к свету, она увидела в нем свое отражение. Всего один широкий глаз и бледная скула. На что это похоже, подумала она, лишить жизни? Сунуть такое безобидное приспособление в чью-то плоть, разрезать вены и пролить кровь на землю.

Ее отражение дрогнуло, поскольку эта мысль вызвала на глазах слезы. Должно быть, это просто ужасно. Увидеть в чьих-то глазах страх, боль, зафиксировать в них миг осознания того, что жизнь кончилась. Быть свидетелем отчаяния. Неудивительно, что Арджент так холоден, так бесстрастен. Как иначе он мог бы делать свою ужасающую работу?

В ту ночь, придя за ней, он свой долг исполнить не смог. Что же остановило его руку? Он признался, что сохранить ей жизнь его заставило физическое влечение к ней. Однако в глубине души Милли знала, что это далеко не вся правда. Что что-то в разбитом сердце Кристофера Арджента не желало быть убийцей. Видимо, ему не доставляло удовольствия лишать жизни, он был просто жертвой обстоятельств и продуктом общества, полностью его поработившего.