– Там, у ворот, ждет аудиенции штандартенфюрер СС Меттерс.

– Это еще кто такой?! – поморщился штурмбаннфюрер. – Откуда он взялся, дьявол меня расстреляй?

– Говорит, что из «Генерального архитектурного совета по обустройству кладбищ немецких воинов»[41].

– Обустройству чего?! – взревел Скорцени так, что адъютант Родль попятился от него.

– Кладбищ немецких воинов, – все же стоически повторил он, почти прижавшись спиной к спасительной двери.

– А не поторопились ли вы, Родль, вызывая ко мне гробовщика?

– Что было бы непростительно для меня, господин штурмбаннфюрер. К тому же штандартенфюрер Меттерс требует доложить о его прибытии фюреру. Дело срочной важности.

– Требует? – иронично помассировал свои шрамы на щеке Скорцени.

– Что больше всего удивляет, – уловил его настроение гауптштурмфюрер.

– Но как он вообще мог оказаться здесь, дьявол меня расстреляй? От кого узнал о том, что Гитлер – в «Вольфбурге»?

– По подсказке Шауба, «продавца аудиенции фюрера».

«То есть, не допустив штандартенфюрера в замок, мы тем самым кровно обидим обергруппенфюрера Шауба, – мгновенно сообразил Скорцени. – Так стоит ли?»

– И по какому же он вопросу? – успел спросить Родля, когда фюрер в сопровождении своего личного адъютанта уже приближался к ним.

– В связи с устройством кладбищ, естественно.

– И с этой глупостью прямо к фюреру?!

– Не обижайте мертвых, штурмбаннфюрер, – вполне серьезно укорил его Родль. – Тем более что речь идет не об обычных кладбищах – о всеевропейских мемориалах. И в особенности – о мемориалах воинов СС. Возможно, один из них будет находиться где-то здесь, у замка.

– Вот как? Думаете, проекты мемориалов уже разработаны?

– Иначе зачем бы полковник-могильщик СС так напропалую рвался к фюреру? Я так полагаю, что на каждом из них будет возвышаться статуя фюрера.

Скорцени задержал свой взгляд на лице Родля, и тот понял, что сболтнул лишнее.

– А статуя фюрера там зачем? Чтобы каждодневно напоминать потомкам, по чьей вине тысячи молодых парней оказались в каждом из этих мемориалов? Не спорю, замысел интригующий, но понравится ли он фюреру?

– Это было всего лишь мое предположение, господин штурмбаннфюрер, – поспешил ретироваться Родль.

– Но все же представляю себе, с каким нетерпением этот кладбищенский архангел дожидается, когда все мы окажемся под его мемориальными плитами! – покачал головой первый диверсант рейха. – Кстати, почему вы вдруг доложили о нем?

Родль загадочно улыбнулся и столь же загадочно взглянул на приближающегося фюрера и его адъютанта.

– Пусть это будет вашей идеей, господин штурмбаннфюрер.

Чтобы сообразить, что за идею подал ему Родль, Скорцени понадобилось всего несколько секунд.

– Вы правы, пожалуй, мы так и поступим, дьявол меня расстреляй.

Как и полагалось, Восточный зал был обставлен в пестром восточном стиле. Однако все в нем выглядело каким-то неестественным. Ковры, диваны, кресла, два столика, выложенный розоватой плиткой камин… – все отдавало музейным тленом, все казалось столь же непригодным для жизни и даже неуместным, как и красовавшийся здесь же розоватым мрамором декоративный винный фонтанчик с чашами по краям, из которого вряд ли когда-либо пролилась хотя бы одна струйка вина.

Тем не менее этот овальный зал, предназначавшийся когда-то для тайных встреч и переговоров, имел совершенно неоспоримое преимущество: одна стена его – что напротив камина – была двойной. Через потайную дверь в этот шпионский кармашек спокойно могли втиснуться четыре человека, и крохотные мраморные стульчики скрипом своим выдать их присутствие не могли.

– Простите, мой фюрер, этот гробокопатель Меттерс часто встречался с вами? – спросил Скорцени, уже получив добро Гитлера на созерцание встречи.

– Дважды.

– Следовательно, должен был хорошо запомнить вас. Что ж, тем интереснее будет понаблюдать за его реакцией.

– Но мемориальные кладбища – это же сама история, Скорцени, – тут же заволновался вождь Великогерманского рейха. – Это те величественные сфинксы, которые должны быть созданы нами, но принадлежать вечности.

– И тени наши тоже будут принадлежать вечности, иначе мы отправим в вечность штандартенфюрера Меттерса и всю его гробокопательную братию, – невозмутимо развеял его страхи первый диверсант рейха. – Господин обергруппенфюрер, – обратился он к Шаубу – мы бы попросили вас встретить этого кладбищенского сторожа и провести к двойнику фюрера. Как если бы вели к самому фюреру. Жестко ограничив встречу тридцатью минутами.

– Непозволительная роскошь, – проворчал адъютант фюрера, вопросительно глядя на своего патрона.

– Когда человек твердо решил, что рейх пора хоронить, – ответил вместо фюрера Скорцени, – его следует выслушать до конца.

– Вот именно, до конца, – согласился Гитлер, отлично понимая, что слова обер-диверсанта были адресованы не столько Шаубу, сколько ему. – Если только он действительно решил, что рейх пора хоронить, – судя по всему, понравилась эта формулировка Гитлеру.

– И пусть Имперская Тень ведет себя, как считает нужным. Если его выводы окажутся не такими, как хотелось бы, чуть позже его поправят из ставки фюрера, – вновь взял инициативу в свои руки Отто.

Одобряя такой подход, фюрер молча похлопал Скорцени по предплечью.

– Коль уж этот штандартенфюрер в самом деле решил, что рейх пора окончательно хоронить… – проговорил он, сдерживая астматические порывы кашля. – Посмотрим, как это у него получится. Разве что он не признает меня в Имперской Тени.

– Не должен был бы признать, – молвил Шауб, уловив в тоне Гитлера ревнивую надежду на сообразительность Меттерса.

Адъютант фюрера вообще неодобрительно относился к появлению двойника Гитлера, считая, что это в какой-то степени оскорбляет самого вождя Великогерманского рейха, ибо допускает убийственно крамольную мысль о его заменимости.

«Ведь что такое двойник? – разнервничался он как-то во время встречи со Скорцени. – Это порождение иллюзии того, что стоит подыскать какого-то кретина, которого Бог сподобил внешне хоть немного быть похожим на фюрера, и нынешнего, истинного фюрера можно спокойно отправлять на покой!»

«Стоит ли так волноваться, господин обергруппенфюрер? – очень своеобразно успокоил его Скорцени. – Если уж мы подыскиваем двойника фюрера, то такого, чтобы ни один кретин не смог отличить его от настоящего».