После дискотеки ходили встречать рассвет, так что до дома Маша добралась только к шести утра и проспала полдня. Проснувшись, села пить чай с пирогом и вдруг разрыдалась над чашкой, горько, взахлеб, как в детстве, так что кровь носом пошла, только тогда кое-как успокоилась. Хорошо, что родителей не было дома, Маша не смогла бы им объяснить, что случилось. Она и себе-то толком ничего объяснить не могла, хотя, конечно, в глубине души понимала, что плачет сейчас из-за Майи, Тамары и Индре. Можно больше ни на что не надеяться, не придумывать, как им понравиться, некому нравиться, их больше нет, их из меня вычли, мне теперь будет легче, и это навсегда, – думала она.

Их действительно больше не было – не вообще в мире, а в городе. Майю родители увезли в Канаду, Индре поступила в Каунасский университет. А Тамара вышла замуж буквально сразу после выпускного, в том же старомодном кружевном белом платье и уехала с новеньким, словно бы только что из заводской упаковки вынутым мужем, высоким, загорелым, румяным молодым лейтенантом в какое-то никому не известное, даже на географических картах не обозначенное далеко.

Маша этого не знала. И не хотела знать. Никогда никого не расспрашивала, как у них дела. Пока не знаешь наверняка, можно придумывать что угодно, каждый день перед сном воображать, как Майя выходит замуж за принца – они же еще остались хоть в каких-нибудь странах? – Индре пробирается через джунгли, куда отправилась не то помогать партизанам, не то изучать какой-то ужасный тропический вирус, чтобы всех от него спасти, а Тамара стоит в центре съемочной площадки, залитая светом софитов, и сама сияет, как тысяча звезд.

В этих мечтах можно было не вычитать, а, напротив, прибавлять к ним себя, представлять где-то рядом, любимой подругой детства, без которой не обойтись. Это было гораздо приятней, чем издалека смотреть на них в школьном коридоре. И чем вообще все.

Много лет спустя случайно увидела в интернете картинку: скуластое треугольное лицо с узкими темными глазами и даже вздрогнула в первый момент: господи, да это же Индре! Точно, она. Потом сама над собой посмеялась – как можно было принять куклу за живого человека? Ну и фантазия у тебя, мать.

Кукла называлась нелепым словом «мукла» и стоила таких страшных денег, что Маша глазам своим не поверила. Пересчитала на калькуляторе, вышла тысяча триста с лишним литов[17]. Они издеваются? Правильный ответ: видимо, да.

Покупать эту куклу было бы чистым безумием; впрочем, выяснилось, что это не так-то легко. Одной готовности заплатить недостаточно, этих кукол раскупают мгновенно, чуть ли не по подписке, по крайней мере, там уже целая очередь таких сумасшедших. Ждут.

Не купила, конечно. Но каждый день снова и снова заходила на сайт посмотреть фотографию, так что даже муж заметил ее интерес. Разглядывал картинку из-за Машиной спины, молча щурился и кривился, однако на Рождество подарил Маше точно такую же куклу. Не настоящую, а сделанную по его заказу какой-то местной кукольницей, поменьше, попроще, в пестрых лоскутных штанах. Но с невыносимо прекрасным треугольным лицом и копной жестких светлых волос. Маша тогда почти испугалась – не куклы и, конечно, не мужа, а только что получившей подарок себя. Быть настолько счастливой она не привыкла. Ей всегда было проще думать: «Я счастлива», чем на самом деле это счастье испытывать. Но пришлось.

Кукла, ясное дело, получила имя Индре. И заняла почетное место в Машином книжном шкафу, рядом с «Краткой историей времени» Стивена Хокинга и его же «Теорией всего»; усадить умницу Индре среди всякой легкомысленной беллетристики у Маши рука бы не поднялась.

Порой, когда ни мужа, ни сына не было дома, Маша доставала Индре из шкафа, усаживала на подлокотник кресла, говорила: «Сейчас будем пить чай». Готовила свой любимый, с лимоном и каплей темного рома, ставила перед куклой крошечную китайскую пиалу на два глотка, оставшуюся от их с мужем кратковременного увлечения чайными церемониями – как раз по размеру. Иногда что-нибудь рассказывала – то о своих студентах, то о недавнем путешествии в Новую Зеландию, три недели колесили по этому волшебному острову в арендованном кемпере, а ведь никогда даже не надеялась там побывать! Спохватившись, спрашивала: «Тебе со мной не очень скучно?» Индре, конечно, молчала. Но насколько можно было судить по выражению кукольного лица, не слишком спешила вернуться в шкаф.

Рыжую куклу, похожую на Майю, Маша увидела два года спустя, на блошином рынке в Барселоне. Сама не понимала, как ее занесло на площадь, битком набитую желающими втридорога всучить свое старое барахло размякшим от зимнего каталонского солнца туристам. Никогда не любила блошиные рынки, а тут забрела. И сразу наткнулась взглядом на рыжую курносую куклу. Вылитая Майя! Ну и дела.

Толстый седой продавец объявил куклу редкой, коллекционной – это же Мидж девяносто третьего года, Magic Midge[18]. Как это – вам все равно?

Торговалась впервые в жизни, но так настойчиво, что сбила цену с шестидесяти евро до тридцати пяти. Все равно конечно глупая покупка. Лучше бы я на эти деньги… – сердито думала Маша; далее должен был воспоследовать список приятных и полезных вещей, которых ей теперь не видать, но рыжая Мидж, в смысле Майя с таким веселым любопытством выглядывала из сумки, что Маша неожиданно быстро согласилась с собой: очень хорошо, что купила. Нельзя было ее там оставлять.

Собиралась усадить Майю в книжном шкафу, рядом с Индре, за стеклом, чтобы не пылилась. Но кукла как будто сама выбрала место, случайно оказавшись на подоконнике, вполоборота к улице, чтобы смотреть. Там и осталась, невозможно было убрать.

Еще полгода спустя, почти в самом конце лета Маша принесла в дом третью куклу, с длинными темными волосами, которые можно было заплести в косу, и тогда ее сходство с красоткой Тамарой становилось очевидным, несмотря на слишком большую голову и вызывающий наряд. Кукла называлась странным словом «братц», но это, как поняла Маша, было не ее собственное имя, а просто бренд. Забрала ее у подруги, раздававшей знакомым игрушки дочери – та, как многие подростки, страстно хотела от них избавиться и клялась страшными клятвами, что никогда в жизни не станет об этом жалеть.

Маша случайно зашла к ним в гости перед самым началом раздачи, когда игрушки выносили в гостиную, и, едва увидев свою Тамару, всплеснула руками: пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Можно мне? Я очень хочу!

Кукла Тамара сперва посидела в книжном шкафу, потом в посудном, на диване, среди цветочных горшков, на письменном столе в обнимку с монитором, везде прекрасно смотрелась, но нигде толком не приживалась, зато неизменно выглядела довольной, когда ее брали в руки, так что Маша понемногу привыкла каждый день переносить Тамару из комнаты в комнату: звезда есть звезда, всегда получает главную роль.