— У тебя там дом? Майор улыбнулся:

— Не поверишь — замок.

Лицо у Зверя стало такое, что Гот проснулся окончательно. В бездонной черноте зрачков плеснулся совершенно детский восторг:

— Замок? Настоящий?

— Ну. — Гот кивнул. — Ему четыреста лет. В этом году четыреста шесть. То есть мы его давным-давно переделали, конечно. Это все-таки дом, а не музей. На самом деле фон Нарбэ где-то в середине восемнадцатого века перебрались жить в Берлин. Замок… он, ну, символом, что ли, был. Управление землями оттуда велось. Арендаторы тоже туда обращались. А жить в нем… Неуютно, знаешь. Но когда началась война, Первая мировая, прадед решил, что за городом будет безопаснее. С тех пор мы там и живем. Людвиг только уехал, когда женился. Это мой брат старший. А содержать такую махину, конечно, дорого. Но фон Нарбэ могут себе это позволить, — Гот смущенно потер переносицу. — Среди поколений благородных предков у меня не затесалось ни одного мота. Даже странно. Вроде все военные.

— Какой он? — выдохнул Зверь. — Расскажи. Картинку, — он требовательно щелкнул пальцами, — дай картинку. Какой?

— Э-э… — Гот задумался. — Ну, обычный. Замок. Камень уже зеленый, мох там всякий, водоросли из рва. Мы никак не можем решить, чистить его или так оставить. Я думаю, лучше чистить, отец вроде тоже, но мать против. А с ней не поспоришь. Да, стоит на холме. Даже, я бы сказал, на скале, только мохнатой. Кое-где деревья есть, а кое-где нет. Ориентирован на юго-восток. Пять башен, не считая донжона… — Майор чуть грустно улыбнулся. — Знаешь, я могу тебе рассказать о Нарбэ нормальным языком, каким доклады разведки составляются. И ты поймешь, и мне проще, но… не хочется. Это дом все-таки. А человеческих слов, — он развел руками, — не нахожу.

— Поколения благородных предков. — Язвительности в голосе Зверя явно недоставало, хотя, видит бог, он старался. — У вас что-то вроде клана?

— Угу, — кивнул Гот. — Все вместе в одном огромном доме. В том и преимущество больших помещений, что можно спокойно уживаться вместе со старшими родственниками. Правда, Людвиг так не считает. Он, видишь ли, имел наглость пренебречь военной стезей… Не то чтобы отец был сильно против, но такой выходки от братца никто не ожидал. Дед пришел поначалу в ярость. Но… в общем, семейный совет постановил, что авиаконструктор это все-таки не окончательное предательство семейных интересов.

— Так вы что, все пилоты?

— С конца прошлого века. Уже позапрошлого. В ангаре еще стоит прадедов биплан.

— М-мать, — только и сказал Зверь. Грустно так сказал.

— Мне первый болид в десять лет подарили. — Серые глаза Гота заволокла мечтательная дымка. — Гражданскую модель, понятно. Я даже представить боюсь, каких трудов стоило пилотское кресло под мой тогдашний рост переделать. Людвиг постарался. А потом братец сбился с пути истинного. И меня, во избежание, запихали в кадетский корпус. Нет, я не против, — он пожал плечами, — четырнадцать лет, по-моему, самый лучший возраст, чтобы уехать из дома. Отношение к родителям не успевает измениться. Они просто чуть отдаляются, конфликты сглаживаются… Переломный момент. Проходит болезненно, зато не отражается на семейных взаимоотношениях.

— А жениться тебе из-за службы не пришлось? Гот бросил быстрый взгляд на руки. Улыбнулся:

— Не совсем. Я собирался, по возвращении. Сейчас особенно остро понимаю, как мне с ней повезло. Не в смысле, что я не вернусь, а… Знаешь, Берта из тех потрясающих женщин, которые умеют быть женами военных. Мать говорит: «Ничего удивительного, девочка из очень хорошей семьи…». — Гот чопорно поджал губы, копируя не только интонации матери, но и выражение ее лица. Не выдержал и рассмеялся.

— Родители тобой гордятся, да? — с непонятным интересом спросил Зверь.

— С учетом Людвига, — хмыкнул Гот, — что им еще остается? Хотя, конечно, майор в двадцать три года… А матери ведь даже не объяснишь, что мне просто повезло. Да и отец… он пыжится, конечно, мол, всегда можно лучше. Дед единственный, кто сказал, что майор это не полковник. Ну, так и мне пока двадцать пять… — Он помолчал. — Ладно, полковником мне уже не бывать. Зато здесь я себя хоть генералом могу назначить. Возражать никто не будет.

— Не будет, — согласился Зверь. — Как ты майором-то стать умудрился?

— Воевал.

— Где?

— В разных местах. — Гот уставился в свою тарелку. — Войны разные бывают, и далеко не обо всех на каждом углу кричат. М-да. Дослужился до майора и, знаешь, понял, что мало. Карьера в армии — не самоцель, а летать только в атмосфере, в пределах одной планеты… — Он невесело рассмеялся. — Кто бы говорил, да? В общем, в космос захотелось. Всегда можно лучше, и все такое. Фирменный знак, чтоб ему.

— Такое впечатление, — осторожно проговорил Зверь, — что ты… м-м, слегка разочарован?

Майор молча кивнул. Поднял задумчиво брови:

— Есть немного. Здесь… не на Цирцее, а в космических войсках, все иначе, чем в армии. Люди другие. Меня не оставляет ощущение, что, если дело дойдет до войны, они не смогут стрелять. То есть будут, конечно, куда деваться, все когда-то убивают в первый раз, но… Я заканчивал академию, уже зная, что буду воевать за свою страну, за свою землю, за честь семьи, что ли… Смешно?

— Нет. — Голос у Зверя странный, и непонятно, что тлеет тускло обсидиановой прозрачности монгольских глаз.

— А по-моему, смешно, — словно доказывая собственные слова, Гот кривовато улыбнулся, — здесь, во всяком случае. Воевать. Летать. Летать, понятно, но за что они воюют? То есть почему называются армией? Мне все время кажется, что вокруг меня дети, понимаешь? Беззащитные, беспомощные. Ты убил своего командира, потому что он повел себя неправильно. Даже, пожалуй, потому, что ты решил, что он ведет себя неправильно. Такое впечатление, будто ты учился и жил в мире, похожем на мой. А остальные, в большинстве своем, словно и не жили вовсе. Так, произрастали в теплицах. Теплицы разбились, но растениям все равно требуется уход, внимание, забота. Черт! За них даже отвечать нужно, как за детей. Знаю, что это глупо, а сделать ничего не могу. Слишком резкий контраст с теми парнями, которыми я командовал на Земле. Мне иногда кажется, что, если бы на «Покровителе» со мной было то крыло, мы выжили бы все. А так, как видишь, посадил машину только я.

— Как вы вообще выбрались с корабля?

— По боевому расписанию. После выхода в «подвал» нужно какое-то время на то, чтобы отладить системы наблюдения. Идеальная ситуация для нападения. Поэтому, пока идет отладка, наружное наблюдение осуществляет звено истребителей. А остальные находятся в состоянии готовности номер один. Когда десятисекундный отсчет пошел, мы все уже были по машинам. Тут-то у меня и включилось… ты это чутьем называешь.

— И ты приказал взлетать?

— Да. — Гот усмехнулся. — Веришь, даже о том, как буду объясняться с капитаном за выведенные из строя шлюзы, я подумал уже снаружи. Бездарная операция. Дерьмо. Полное и законченное дерьмо, Зверь. Я потерял всех своих людей за несколько минут, понимаешь? Я… офицеры из-за меньшего пулю в лоб пускали. А я машину сажал. Дурь какая-то. Люди погибли, а мне болид жалко было.