Рогов выступил неудачно. Главный свидетель Труфилов был мертв,а боевики Чиряева почти поголовно отказались давать против него показания. Такчто Рогов приводил уже всем известные факты причастности Истребителя кпреступным группировкам, без каких-либо убедительных доказательств.

На некоторые вопросы судей он вообще не мог ответитьконкретно. Зато Чиряев, заранее подготовленный адвокатами, отвечал в высшейстепени убедительно. В перерыве судебного заседания Тумасов, радостно блестяглазами, подошел к подзащитному.

— Кажется, все в порядке, — сказал он, — мойнемецкий коллега считает, что можно готовить деньги. Тебя не выдадут Москве иотпустят под залог.

— Может быть, меня отпустят без залога? — спросилЧиряев.

— Ты с ума сошел, — взволнованно произнесадвокат. — Даже под залог тебя отпустят с трудом.

— Но в этом случае мне понадобятся деньги, —мрачно сказал Чиряев, — много денег.

— Предпочитаешь отправиться под конвоем вМоскву? — разозлился Тумасов. — Иногда тебя совершенно невозможнопонять.

— Ладно, — отмахнулся Чиряев, — делай какзнаешь. Если надо, заплатим залог. Только бы меня не выдавали Москве. Крутиськак хочешь, но чтобы сегодня в этом деле была поставлена точка.

— Я и так делаю все, что в моих силах.

В этот момент Рогову, находившемуся в другом конце зала,позвонил Романенко.

— Как у вас дела? — спросил он.

— Плохо, — признался Рогов, — у негоблестящие адвокаты. И немецкий, и наш Тумасов. Мы вместе с приехавшим со мнойпрокурором пытаемся объяснить суду, кто такой Чиряев. Но они не очень-то намверят. Без убедительных доказательств в Европе невозможно обвинять человека. Авсе наши доказательства основаны на показаниях Труфилова. Мы не успелиперестроиться, кто думал, что все так получится.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Романенко, —ничего страшного, пусть все идет своим чередом.

— А если суд нам откажет? — удивился Рогов.

— Как-нибудь переживем.

— Всеволод Борисович, — еще больше удивилсяРогов, — вы сами говорили, как важно привезти Чиряева в Москву, чтобы ондал показания против Ахметова. А теперь, похоже, изменили свое мнение. Чтослучилось?

— Ничего особенного. Тут один человек хочет с вамипоговорить.

Рогов услышал голос Дронго.

— Добрый день, не переживайте. Мы продумали дваварианта действий: один, если Чиряева выдадут, другой — если откажут в выдаче.

— Удивительный вы человек, — улыбнулся Рогов, —похоже, у вас есть варианты на все случаи жизни. Как нам вести себя дальше? Ненастаивать на его выдаче?

— Конечно, настаивайте, — сказал Дронго, —чтобы адвокаты не разгадали нашей тактики. Мы и в Берлине можем сделать жизньЧиряева не очень приятной.

— Спасибо, что успокоили, — засмеялсяРогов, — все понял.

На этом разговор закончился.

Рогов не стал говорить в суде о показаниях двух боевиковЧиряева, свидетельствовавших против него. Изумленный Тумасов приписал этосвоему адвокатскому мастерству: другая сторона, видимо, поняла, что он сможетлегко опровергнуть и эти свидетельские показания, якобы полученные под пытками.Немецкие судьи были убеждены, что в российских тюрьмах и колониях заключенныеподвергаются пыткам и издевательствам.

И в какой-то мере они были правы, считая пыткой самопребывание заключенного в переполненной камере, рядом с туберкулезнымибольными, или в сибирском лагере, где по деревянным баракам гуляет ледянойветер. Однако в России понятие о пытках было совсем другое. В стране, где несколькомиллионов человек содержались в зонах, где преступность побила все мировыерекорды, сокамерники, а главное, сами сотрудники милиции позволяли себедействия, никак не согласующиеся с понятием западноевропейцев о гуманности.

После второго перерыва стало ясно, что Чиряева не выдадутроссийской стороне. Рогов уже ни на чем не настаивал, прилетевший с нимпрокурор вообще молчал, представляя себе, как его будет распекать начальство занеудачу. К вечеру судьи единогласно приняли решение отказать российской сторонев выдаче Евгения Чиряева и освободить его под залог в триста пятьдесят тысячдолларов.

Судьи еще не разошлись, когда Тумасов бросился обниматьЧиряева, а сидевшие в зале чиряевские боевики преподнесли ему цветы. Подругаодного из них, экзальтированная дамочка, даже прослезилась. В зале царилаэйфория. Бандиты и сам Чиряев благодарили обоих адвокатов. И только Рогов спрокурором стояли грустные.

Чиряев на радостях подмигнул Рогову, а прокурор, едвасдерживая ярость, процедил сквозь зубы:

— Я бы этого мерзавца собственными руками удавил.

— Не стоит, — возразил Рогов. — НапрасноЧиряев радуется. Думает, все неприятности позади. Не знает, что они тольконачинаются. В его судьбу вмешался человек, от которого ему не уйти. Для Чиряевабыло бы лучше, если бы его выдали Москве.

— Что вы имеете в виду? — не понял прокурор.

— Видите ли, кроме человеческого, есть еще и суд божий.Но Чиряеву он не поможет. Бог, возможно, и простил бы его, но человек, окотором я говорю, никогда не простит. И не остановится на полпути. Поэтому мнедаже жалко этого негодяя.

Он улыбнулся и тоже подмигнул Чиряеву, не понимавшему, чемутак радуется майор ФСБ.

Вадим, о котором говорил брат хозяина квартиры, оказалсявладельцем небольшого артистического кафе, находившегося в центре города,заведения достаточно популярного и модного. Здесь собиралась молодежь, иногдазаходили известные актеры, эстрадные певцы, режиссеры, художники. Словом, вэтом богемном уголке Москвы непосвященные были нежеланными гостями. Милицияподозревала, что здесь приторговывают легкими наркотиками, но проверки никакихрезультатов не дали. Создавалось впечатление, что кто-то предупреждал владельцао возможном появлении милиции.

Кафе еще не открылось, когда туда приехали Романенко иДронго. Но хозяин уже был на месте, придирчиво проверяя работу обслуживающегоперсонала. Кафе открывалось обычно под вечер и функционировало до утра. Вадимпринял их в своем кабинете, обитом красным шелком и панелями из березы. Онсидел в вертящемся кресле, поворачиваясь из стороны в сторону. Бросались вглаза его ярко-зеленая рубаха и крест на груди. С его прыщавого лица не сходиловыражение самовлюбленности. Большие деньги, красивые девочки и полезные связипридавали ему уверенность. В правом ухе у него красовалась серьга. На левойруке поблескивал золотым циферблатом «Ролекс». На овальной формы столе не былоничего, кроме массивной бронзовой пепельницы. На другом столе, слева отвладельца кафе, стояли компьютер и несколько телефонов.

— Вы хотели меня видеть? — небрежным тономпроизнес Вадим, даже не поднявшись, когда они вошли.