Все остальные смотрели на них, Беатрис – с блеском одобрения в глазах. Она добилась своего – заставила этих молодых людей биться за ее расположение.

– Ну, довольно, – произнесла наконец Изабель, проскользнула между дерущимися, и ее стройная фигура показалась очень хрупкой по контрасту с двумя разъяренными молодыми людьми. Она рисковала получить удар от любого из них, но, похоже, вовсе не осознавала этой опасности.

– Нет причин молотить друг друга что есть силы и без всякого проку, – заметила она. – Разойдитесь по углам, джентльмены, и лучше выпейте чего-нибудь.

Настала тишина. Брэдфорд развернулся, подошел к Беатрис и устроился рядом с ней. Эдвин посмотрел на него секунду-другую, а затем тоже сел.

Нет, борьба между нами еще не кончена, поклялся себе Брэдфорд. Не могу я больше терпеть этого Эдвина Грина. Надо прояснить наши с ним отношения до конца, раз и навсегда».

Я не могла сдержать улыбки, читая отрывок, где Изабель Ван Аллен представила себя в самом достойном и героическом виде. Очевидно, джентльмены прислушались к ее доводам, поскольку сразу же прекратили драку, хотя, если верить цитате из книги Изабель, «горький привкус ненависти все еще висел в воздухе».

Было также вполне очевидно, что Изабель Ван Аллен сильно недолюбливала Беатрис Лайонс. Что, если столь нелестное описание Беатрис продиктовано ревностью? А может, Изабель злилась из-за того, что сразу двое мужчин в Лайонсгейте остались равнодушны к ее чарам и вместо нее предпочли Беатрис?

А может, Изабель была влюблена в одного из этих мужчин? Лаурель говорила, что отношения между Изабель и Реджи значительно охладели задолго до того уик-энда. Мне тогда еще пришла в голову одна мысль: уж не влюбилась ли она в кого-то другого? Позже, беседуя с мистером Уинтерсом, я подумала, что он вполне может оказаться тем самым человеком. Однако быстро отказалась от этого предположения: он не из тех, кто способен надолго завладеть ее сердцем.

Да, тут было над чем поразмыслить. Как-то не похоже, чтобы Изабель влюбилась в Эдвина Грина. Возможно, она была корыстна по своей натуре, но я не понимала, какую выгоду она могла извлечь из трагической гибели любимого мужчины. Однако существовала вероятность, что она постаралась привлечь внимание к убийце Эдвина. Возможно, Изабель искренне верила, что убил его именно Брэдфорд, и хотела, чтобы люди об этом узнали.

Но возможно также, она была влюблена в Брэдфорда Гленна, и тот факт, что он предпочел ей Беатрис, подтолкнул ее к мести. Если то действительно была ее цель, то Изабель, несомненно, преуспела.

В следующей главе описывались дальнейшие события все того же вечера. Постепенно он превратился в самую настоящую попойку, все гости употребляли слишком много алкоголя или наркотиков, или того и другого вместе. Изабель тоже выпила немало спиртного и после этого, словно в тумане, едва добралась до своей спальни в особняке. Гости расходились по одному, все брели к главному дому. И наконец в летнем домике остались только Брэдфорд Гленн и Эдвин Грин.

Вот он, ключевой момент, и я, прикусив губу, торопливо перелистывала страницы.

«Брэдфорд проснулся внезапно и резко, мышцы затекли и болели, в висках стучало. Проснулся и увидел, что в комнате никого. Все остальные, должно быть, ушли в дом. А он в пьяном ступоре валялся на кушетке и не слышал, как они уходили. Брэдфорд медленно поднялся и неуверенно побрел к двери. Он хотел найти Беатрис. Он жаждал ее, даже будучи пьяным в стельку, – так моряк, затерянный в волнах на корабле, жаждет увидеть Полярную звезду.

И тут он увидел, что на диване лежит Эдвин. На протяжении всего вечера тот выпил куда больше положенного и смешал спиртное с наркотиками. Теперь же он находился в полной отключке, и возня Брэдфорда его не разбудила. Брэдфорд подошел ближе, с ненавистью глянул на красивое лицо недруга и задался вопросом: ощущает ли Эдвин всю силу его ненависти?

Тут вдруг Эдвин зашевелился, и Брэдфорд с виноватым видом побрел к двери. Но почему-то никак не получалось заставить себя сразу же уйти. В голове начал формироваться некий смутный план, какая-то совершенно чужеродная ему идея, которую никак не удавалось сформулировать. А затем, словно сквозь туман, до него наконец дошло: он должен убить Эдвина.

И эта мысль не сопровождалась чувством стыда или страха, которые обычно сопровождают подобные мысли. Нет, вместо этого Брэдфорд почувствовал странное возбуждение – так бывает, когда долго и страстно чего-то желаешь, а затем видишь: вот оно, сейчас сбудется. “И сделать это так просто, – подумал Брэдфорд. – Проще некуда”.

Он оглядел комнату. Движения его были до сих пор несколько скованы под воздействием алкогольных паров, однако он чувствовал, что в голове немного прояснилось. И он понимал, что, если убрать Эдвина, путь к сердцу и руке Беатрис окажется открыт. Она станет целиком принадлежать ему и только ему, они будут вместе, и уже никто не сможет помешать их счастью.

Брэдфорд снова огляделся. Да, но как это сделать? Можно ударить Эдвина по голове чем-то тяжелым, но даже в состоянии опьянения он понимал, что ничего хорошего из этого не получится. Все сразу же подумают на него. Они с Эдвином остались здесь вдвоем, и кто-то непременно это запомнил. Кроме того, Брэдфорд понятия не имел, какой силы следует нанести этот смертоносный удар с учетом его нынешнего состояния.

Он прикурил сигарету, присел на краешек кушетки и задумался. Где-то на заднем плане громко тикали часы, с каждой секундой нервное напряжение усиливалось, и необходимость сделать хоть что-нибудь нетерпеливым пламенем разгоралась в крови.

В каминной трубе свистел ветер, взвизгивал, точно разгневанный призрак, – создавалось ощущение, что этот призрак говорит с ним. И теперь Брэдфорд знал, что делать.

Он отбросил окурок и растоптал его носком ботинка. Затем поднялся и подошел к дивану, на котором лежал Эдвин.

– Эдвин. – Брэдфорд положил ему руку на плечо и потряс. Никакой реакции. – Эдвин! – уже громче крикнул он и затряс сильнее. Тот по-прежнему не двигался. Что ж, может, и к лучшему.

Эдвин находился в полной отключке, руки и ноги безвольно свисали, и еще он показался страшно тяжелым. Брэдфорд стянул его с дивана и взвалил на плечи. И еле устоял на ногах. До сих пор сказывалось действие выпитого, все движения были замедленными, но одновременно состояние опьянения придавало ему сил и решимости.

И вот он распахнул дверь, и его обдало ледяным ветром. Может, Эдвин очнется от холода, подумал Брэдфорд, но никаких признаков этого пока не наблюдалось. Эдвин всем своим весом продолжал давить ему на плечи и, кажется, не собирался просыпаться.

Снег хрустел под ногами Брэдфорда, набивался ему в ботинки. Он медленно брел к главному дому со своей ношей на плечах.

Отойдя на несколько ярдов от летнего домика, он остановился и сбросил Эдвина в снег. Потом долго всматривался в его лицо, выискивая хоть какие-то признаки пробуждения. Ничего. Эдвин лежал на снегу совершенно неподвижно. Казалось, он давно уже крепко спит на белоснежном одеяле из снега.