– Что ж, друзья, мы успели многое обсудить. Давайте же наконец посмотрим этот замечательный фильм!

Все ушли со сцены. Убрали стол и стулья.

Когда погас свет и на экране задрожало белое пятно, только тогда Рая прошептала на ухо Наде:

– Дурочка… Ты зря на меня злишься! Признайся себе – ты ведь так хотела увидеть его, своего Леона… Это был, между прочим, мой подарок тебе к Новому году!

– Интересно, а что ты подаришь Альке? – язвительно прошептала в ответ Надя, но сзади опять зашикали.

«Последняя молитва» – появилась надпись на экране. И вместе с ней тонкая, приглушенная мелодия. «Композитор – Леонтий Велехов» – далее, в череде титров.

Фильм был ни о чем.

Деревня. Пастух. Маленький мальчик. Коровы. Зеленое поле, вдали пролетают электрички. Жаркий июльский полдень. «Дядь Семен, ты мне скажи – есть он, смысл жизни? Или нет его?..» – «Должон быть, Павлушка, только не всем он открыт, смысл этот…» – «А у коров смысл есть?..» – «И у коров…»

Ребенок лежит на поле, заведя руки за голову, серьезно смотрит в небо. Пастух в стороне сидит на холме, крутит цигарку. Коровы жуют траву. Бесконечный, долгий, жаркий июльский день…

Гюнтер, сведя брови, внимательно следил за тем, что происходило на экране. Райка мирно и беззвучно дремала, привалившись к его плечу. Сзади, в темном зале, кто-то шуршал, ерзал и покашливал… Но Надя ничего этого не замечала. Она слушала музыку, которую сочинил Леонтий, и ей казалось, будто она снова говорит с ним…

Незаметно пролетели два часа.

На экране, под тающую, вибрирующую мелодию, на фоне зеленеющего луга, появилась надпись: «Конец». Все захлопали, зашуршали подошвами, Райка открыла глаза и сладко зевнула.

– Что, уже все? – невинно спросила она.

– Замечательн кино, мне очен понравиль, – заявил Гюнтер. – Надья, а вам?

– Да, – пробормотала Надя. Она огляделась – Леона нигде не было.

– Ну что, в буфет? – потягиваясь, сказала Рая. – Очень есть хочется… Ты знаешь, Шелестова, я давно за собой заметила – после посещения кино или музеев у меня очень аппетит разыгрывается. Это как-то можно объяснить с научной точки зрения, а?..

– Я не хочу. Я пойду домой. Где мой номерок? – отмахнулась Надя. Если сейчас придется говорить с Леоном – все, она погибла.

– Номерок… у меня… в сумочке, – строго, разделяя слова, произнесла Рая. – И никуда ты не пойдешь, сначала – в буфет…

Они спустились вниз. Почти все столики были заняты, но Леона, к счастью, не было и здесь.

– Чего бы мне вам приносиль? – Гюнтер был сама любезность.

– Ладно, мне кофе. Гюнтер, пожалуйста, кофе без сахара… – попросила Надя.

– И мне тоже кофе. И еще какой-нибудь десерт.

Рая с Надей остались за столиком одни.

– Колесова… – угрожающе произнесла Надя.

– Что, Надя? – спросила Рая. Глаза у нее в переливающемся свете новогодних гирлянд были совсем черные. Огромные, страшные, черные глаза. Вот она, готика в чистом виде… Наверное, именно на эти бездонные очи клюнул Гюнтер Клапке.

– Ты… этот твой поступок… словом, ты сделала мне очень больно. Мне ведь почти удалось забыть Леона!

– Ничего тебе не удалось, – торжественно произнесла Рая. – Ты его как любила, так и любишь. А Алька должна отступить.

– Ты с ума сошла…

– Это ты с ума сошла! Вы с Леоном созданы друг для друга. Как он на тебя глазел, как глазел… – Рая сжала руки у груди. – Я, говорит, создал ощущение беспредельного пространства…

– Это убьет Альку! Мы и так ее чуть не погубили.

– Не убьет, – хладнокровно произнесла Рая. – Кстати, вот и он…

– Кто? – Надя оглянулась и увидела Леона. Он шел прямо к ним.

– Добрый вечер, Рая… Надя, можно тебя на минутку?

Он повел ее к угловому столику. Пока шли, он успел несколько раз с кем-то поздороваться, кто-то долго тряс ему руку…

– Леон, это недоразумение, – сказала Надя, когда они оказались за столиком, друг напротив друга. – Ты понимаешь, Рая Колесова хитростью заманила меня сюда, а я вовсе не знала, что тут будет этот фильм, эта музыка, ты…

– Надя, ну что ты такое говоришь! – внезапно перебил ее Леон. – Огромное спасибо Рае Колесовой, которая хитростью заманила тебя сюда. Я так рад, что вижу тебя!

– Правда? О, Леон, а как я… – Она прикоснулась к нему, но тут же отдернула свои руки.

– И ты? – Он, усмехнувшись, схватил ее руки и поцеловал.

– Господи, Леон, увидят же! – перепугалась Надя. – Тут полно твоих знакомых! А ну как они Альке доложат…

– Ты не о том беспокоишься, – сказал Леон. – Алька уехала.

– Куда?

– Да что ты все пугаешься! – укоризненно произнес Леон. Он не выглядел смущенным, он ничего не боялся. Он был абсолютно спокоен и смотрел на Надю – как на огонь, как на море. Почти не моргая… – К матери она своей уехала. Вернется только завтра вечером. Ты же знаешь, у нее мать и тетка в Тверской области живут.

Надя вспомнила – уже несколько лет мать Альбины живет в какой-то глухомани со своей старшей сестрой. В той глухомани – воздух и покой, чего в Москве нет и в помине.

– А-а…

– Ты потрясающе красивая.

– Ты тоже… ты тоже очень красивый, – вдруг сказала Надя. – Я, когда тебя увидела, буквально оцепенела вся – такой ты красивый…

– Надя, Надя, ты мне бессовестно льстишь! – засмеялся счастливо Леон. – Ты – единственный человек, который считает меня красивым.

– Но это правда!

– Кто это с вами? – с любопытством спросил Леон.

– Гюнтер Клапке. Он без ума от нашей Раисы… – оглянулась Надя.

Гюнтер и Рая болтали за своим столиком, склонившись друг к другу. Полная идиллия.

– Он иностранец?

– Да. Но это неважно… Послушай, Леон, я тебе вот еще чего хочу сказать… Я тебя хочу поздравить с наступающим Новым годом.

– Спасибо, милая!

– Я тебе хочу пожелать, чтобы ты жил долго-долго и счастливо. И чтобы у тебя всегда были и фантазия, и желание творить… Чтобы ты прославился на весь мир!

– Мне не нужен весь мир, – опять усмехнулся он. – Мне нужна только ты.

– Леон! – умоляюще произнесла она.

– Да, это так, черт возьми! – с легким раздражением воскликнул он. – И вообще…

– Что?

– Я ненавижу Альбину.

– Леон, перестань…

– Нет, правда. Она… она никакая. Пустая. Я не должен говорить о ней плохо, но я не могу больше молчать. Да, я очень благодарен ей за все… Она замечательная хозяйка, она живет только мной, старается угадать любое мое желание… Я ненавижу и себя – за то, что попался в эту ловушку!