К тому же никто из той семейки не знал про ее беременность, а ставить их в известность Алиса не собиралась. Даже, наоборот, тщательно скрывала этот факт от всех и отца упросила сохранить ее положение в тайне, помня наставление руководительницы модельного агентства.

– Мы с ней очень хорошо жили все эти месяцы до родов, – продолжал рассказ Аркадий Викторович, – спокойно. У меня шло быстрое восстановление организма, с каждым днем я чувствовал себя все лучше и лучше, а Алиска усиленно занималась изучением английского и французского, гуляла только по участку, или Костя ее вывозил подальше от людских глаз и выгуливал за городом. Но, к сожалению, мы мало общались, каждый занятый своими делами и заботами: у меня продолжались реабилитирующие процедуры, а параллельно я возвращался к делам и работе, она училась и постоянно зависала в Сети. Так что практически не общались. Алиса родила дочку. И назвала ее Серафима. Симочка родилась полностью доношенной, здоровенькой, но очень маленькой, всего два четыреста весом. Такая конституция. Миниатюрная у нас, нежная девочка.

А через месяц Алиске пришло предложение о работе – солидный контракт ну на очень большую сумму, но работать надо в Китае. Только одним из пунктов в контракте было обязательное отсутствие мужа и детей.

И, не задумываясь ни на минуту, Алиска, подписала отказ от своих материнских прав на ребенка. Единственное, что уговорил ее сделать отец, – это оформить его официальным и единственным опекуном Симы.

Алиска уехала сначала в Париж, где ее должны были проверить на «профпригодность» после родов, а потом и в Китай.

– Симочка – особенная девочка, – говоря о внучке, Аркадий светился от счастья, – она всегда будет миниатюрной малышкой, такая вот конституция, это в родню с Надиной стороны, она сама субтильная, и мама ее была такой, и вот Симочка вырастет небольшого росточка, тоненькой в кости, при этом она на удивление здоровый ребенок. Такая нежная и очень чуткая, но людей к себе не очень подпускает. Она у нас, осторожная, особенная девочка.

И все у деда с внучкой шло замечательно, пока вдруг у него не наступило резкое обострение. Это был приговор.

– Вот мы и подошли к той самой просьбе, ради которой я попросил тебя приехать, – перевел дыхание Аркадий Викторович и посмотрел на Арину прямым, сосредоточенным и напряженным взглядом таких же, как у нее, синих глаз. – Я умираю, Ариш.

– О-ох! – Она прижала пальцы к губам, резко откинувшись на спинку кресла.

– В этом нет ничего необычного, да и страшного тоже нет, – успокаивал Аркадий Викторович Арину. – Жизнь всегда заканчивается смертью. Это естественный ход вещей, как бы нам ни хотелось чего-то иного. Я прошел все этапы принятия смерти, еще в то время, когда боролся с болезнью первый раз. Я отрицал саму ее возможность, злился ужасно, до остервенения, не принимая такой несправедливости, торговался с богом и врачами, предавался ужасной депрессии, такой, что готов был прекратить все это сам, а после пришел к принятию и пониманию неизбежности этого процесса. Я прожил насыщенную, интересную, полную и яркую жизнь, и эта болезнь – вполне достаточное наказание за то, как я жил, и за тех, кого я обидел в своей жизни. Нельзя так относиться к женщинам, как это делал я, думаю, многие из них, узнав о моей болезни, удовлетворенно покивали бы головами, считая ее справедливым наказанием. Они меня любили, а я только пользовался их любовью.

– Но большая их часть рыдала бы от горя, – всхлипнув, Арина посмотрела на отца и постаралась улыбнуться.

– Надеюсь, – улыбнулся он и положил свою ладонь ей на руку, подбадривая. – Я не буду оправдываться и пытаться как-то героизировать и приукрашивать свой образ в твоих глазах, и признаюсь честно: я влюблялся, испытывал страсть, но ни одну женщину в своей жизни не любил. Ни разу.

– А меня? – тихо спросила Арина.

– Очень, – совершенно искренне ответил он. – Я очень тебя любил, я помню тебя маленькую, такую забавную егозу. Я скучал по тебе и всегда тебя помнил. И Федьку я тоже любил, и Алиску, непутевую мою дочку. Я любил своих детей, Арина. И я очень люблю Симочку. И я хотел тебя попросить позаботиться о ней. Не оставлять ее после моей смерти. Ей нельзя в детский дом, она там погибнет. Это очень нежный и чуткий ребенок, она иногда смотрит таким долгим взглядом в глаза, и мне кажется, что она слышит и понимает все, что я думаю и чувствую. Она кажется хрупкой, но она сильная личность, это даже сейчас заметно, а ведь ей всего полтора года. Вот познакомитесь, и ты сама поймешь и увидишь, что это необыкновенный ребенок. Симочка очень осторожна с людьми, не всегда идет на контакт, хотя она и веселая, живая девочка. Но даже няню, проводящую с ней все время, она ни разу не назвала мамой, как обычно бывает у детей, у которых нет мам. Такой особенный ребенок. – Он помолчал и попросил: – Дай мне попить, вон там на тумбочке.

Арина поспешно поднялась, взяла с тумбочки у кровати чашку-поильник с носиком, поднесла отцу, придержала, пока он пил, и отнесла обратно, когда, напившись, он благодарно кивнул, и вернулась в кресло.

– Я хотел попросить тебя стать ее опекуном и забрать Симочку с собой в Москву. Я понимаю, что это слишком неожиданная просьба и слишком грандиозная. Но если ты не сможешь принять девочку в свою семью, то хотя бы отдай в очень хороший детский дом, откуда ты могла бы забирать ее хоть на выходные, чтобы девочка не чувствовала себя совсем уж брошенной. И ты сможешь проследить, чтобы ей нашли достойных приемных родителей. О финансовом будущем Симочки я позаботился, но об этом мы поговорим потом. Сейчас же я хочу, чтобы ты подумала и ответила мне, можешь ли ты вообще, в принципе, рассмотреть возможность исполнения моей просьбы.

– Почему я, папа? – спросила Арина. – Почему ты выбрал меня?

– У нас с Симой никого нет. Родители мои давно умерли, старшая сестра тоже, с младшей сестрой и братом мы не поддерживаем связи долгие годы. Они всегда считали меня отрезанным ломтем и не очень привечали. Я пытался наладить контакт, чем-то помочь им в жизни: деньгами, квартирами, но вышло только хуже. Помощь они приняли, но обвинили меня в жадности и бог знает в чем еще. Так и расстались чужими людьми. Федя, сынок мой, мы с ним в хороших отношениях, он пошел в науку, очень талантливый мальчик оказался, сейчас проходит стажировку в аспирантуре, в Оксфордском университете, но жить и работать собирается в России. Он еще молодой, ему двадцать три. Я был бы очень рад, если бы вы с ним познакомились и сдружились. У меня есть женщина, с которой мы жили долгое время, она могла бы стать приемной матерью девочки, но Симочка ее не принимает. Относится к ней очень осторожно, как к чужому человеку. Да и не доверил бы я ей Симочку. Не тот характер, не поймет она, не почувствует ребенка, только жизнь ей испортит. А ты… – он улыбнулся Арине теплой отцовской улыбкой, – ты умница, ты очень мудрая девочка, сильная, и у тебя есть чуткое сердце, ты умеешь любить. Я знаю, если ты решишься помочь Симочке, то не бросишь ее, не оставишь и позаботишься о ней.

– А где девочка сейчас? – спросила Арина, слишком ошарашенная всем, что услышала от отца, чтобы как-то сразу давать ответ на столь неожиданную и, скажем прямо, непростую просьбу.