Вообще, согласно докладу нового министра образования, пропаганды и прочая, прочая, сменившего старого, собственноручно отправленного мной на тот свет, у завезённых нами российско-украинских детей со знаниями оказалось весьма туго. Многие не умели даже читать и писать. Я где-то слыхал, что перед войной реальная грамотность населения в СССР составляла семьдесят процентов. Думаю, сейчас в России — не выше. Только тогда она росла, а сейчас — падает. А зачем вообще учиться? Сейчас говорят: «У меня не хватает знаний для этой работы. Я не знаю нужных людей». Грустно…

А с профессионально-техническим образованием на постсоветском пространстве сейчас, можно сказать, вообще полная ж… Ну кому нужны технари, если всё завозится из Китая? В общем, всё шло к тому, что придётся нам бабу-ягу, то есть педагогические кадры, воспитывать в своём коллективе.

Вообще, последнее время при поисках в СНГ оборудования или кадров, мне всё чаще вспоминалась фраза Воланда из «Мастера и Маргариты»: «Что ж это у вас, чего ни хватишься, ничего нету?». И возникало громадное сожаление, что Портал обнаружился не в девяносто первом году. Вот уж когда и кадрами, и оборудованием можно было затариться на всю новую планету. А сейчас — люди частично вымерли, частично разбежались по миру в поисках лучшей доли, техника тоже разошлась по тому же миру в виде металлолома. И выскребать приходилось остатки. Я тяжело вздохнул и предложил перейти к обсуждению следующего вопроса: определению местоположения будущей столицы.

Требования были просты: расстояние от Портала — сто, сто пятьдесят километров, желателен более-менее равнинный рельеф местности, наличие рядом плодородной земли и достаточного количества воды. Хорошо бы также, чтобы под боком имелись песок, известь, глина, камень, и прочие стройматериалы. Ну и чтобы ветер от Портала в ту сторону не дул.

Началось горячее обсуждение… Не то, чтобы мест, удовлетворявших перечисленным требованиям было — завались, но всё же вариантов было предложено аж три. Естественно, у каждого были свои преимущества и недостатки.

В конце-концов я предложил на сегодня прерваться, недельку подумать над этим вопросом, а при следующей встрече принять решение.

После чего объявил заседание законченным.

* * *

«Если я чешу в затылке, не-бе-да!..»

Не в своём, правда, а в чужом… И не в затылке, а в холке. У коня ведь холка… И не «чешу», а «треплю»… А в остальном всё точно как в песенке.

Борис с облегчением вздохнул. Процесс замены опилок, устилающих деревянный пол просторного денника десятисантиметровым слоем, наконец-то завершился. Сколько, оказывается, тонкостей в уходе за конём! Казалось бы — поставил в стойло, дал сена и воды… Ан нет! Живут кони не в стойле, а в деннике, в котором можно и прилечь, кормят их не сеном. Точнее, не только сеном. В «меню»: утром — сено и сухой овёс, в обед — сено и запаренный овёс, а на ужин — сено и комбикорм. Ну и вода, конечно. И соль, и морковь, и яблоки…

Вот с последним здесь пока туго… Яблони, правда, есть. Но пока они напоминают палки с листьями. Когда ещё дождёшься от них урожая…

Борис быстро огляделся по сторонам, и достал из кармана кусочек сахара, «сэкономленный» при завтраке.

— Кушай, Саид.

Саид, молодой гнедой жеребец, осторожно принял лакомство из рук человека. Борис ещё раз оглянулся: Не дай бог, увидит дядя Миша. Опять будет ругаться, что «у коня формируется рефлекс». Ну какие рефлексы от кусочка сахара по утрам? Хочется же побаловать друга.

Друга… За пятнадцать лет своей недолгой пока жизни Бориса это было первое существо на Земле… нет, уже не на Земле. Ну так даже круче: первое существо во вселенной, которое он назвал другом. До этого были кто угодно — приятели, кореша, знакомые, собутыльники… Но уж не друзья — это точно. В среде беспризорников человек человеку — волк. И тот, с кем сегодня пьёшь палёную водку или нюхаешь клей, завтра может сдать тебя ментам или ещё кому похуже.

Например, ребятам, промышляющем детской проституцией и порнографией или «разборкой» людей на донорские органы. Родителей своих Борис не помнил. Бывает… Сколько сейчас детей без родителей… Почему-то ему вспомнился фрагмент подслушанной когда-то беседы директрисы детдома и приезжего проверяющего: «в России ежегодно появляется сто двадцать тысяч сирот; ежедневно более двухсот детей отбирается у нерадивых родителей; шестьсот тысяч в настоящее время живут в интернатах…» А насчёт беспризорников собеседники заспорили. В конце-концов сошлись на том, что их сейчас в России не меньше миллиона. Борис тогда поразился такому невообразимому количеству никому не нужных детей. Но вскоре и сам пополнил эту армию.

Получилось так, что общества разных «дядей» и «тётей», регулярно наведывавшихся в детдом, куда подросшего Бориса перевели из «дома Малютки», и забирающих детей на порносессии, ему как-то удалось избежать. Хотя некоторые шли с охотой — ведь можно было заработать пусть небольшие, но деньги. Но вот другие «дяди», после визитов которых некоторые воспитанники исчезали бесследно…

Сначала приходил такой человек, потом одного или нескольких детей вызывали на медосмотр… А потом они бесследно исчезали. С формулировкой «сбежал» («сбежала»). Так что когда в один прекрасный день после приезда этого странного и страшного посетителя на медосмотр пригласили Бориса, он, сложив в уме «два плюс два», действительно сбежал из детдома.

«…В голове моей опилки. Да! Да! Да!..»

А как тут не быть опилкам в голове, то есть — в волосах, если подстилку надо поменять не только Саиду, а всей конюшне? Борис вздохнул, и покатил тачку к следующему деннику.

В принципе, ему очень повезло. За почти год пребывания «На свободе» — то есть мытарств по бескрайним просторам России и прилегающих к ней стран, он не стал законченным наркоманом или алкоголиком, не заразился СПИДом или туберкулёзом, его не пырнули ножом (то есть, пырнули, но не сильно), не «опустили», не поймали и не продали в рабство…

То есть поймать-то поймали… Причём не кто-нибудь, а доблестная милиция во время облавы в одном из притонов… И продать — продали. И даже, может быть, в рабство… По крайней мере, уж свободной его теперешнюю жизнь назвать было трудно. Но в глубине души Борис понимал, что ему повезло. «Беспризорники обычно живут плохо, но недолго», как говорил его приятель Жека. Его тоже отловили вместе с Борькой, но продавать не стали. Или не смогли — кому нужен тринадцатилетний сопляк с циррозом печени?

А здесь люди были нужны. Причём живыми, а не в качестве запчастей. Об этом можно было судить хотя бы потому,