Мы сидели и ждали снаружи, все как на иголках. Тебя, ясное дело, никто не ждал, но эта тварь должна была выскочить и угодить в ловушку. А потом появились полудницы, непонятно откуда, и уже мы сами оказались в кольце. Я видел, как Бурят стреляет в них из пистолета. Потом его окружили, и он вопил, как будто его жарят живьем. Впрочем, так оно и было: его спалили прямо у того дерева, где он сидел. Не сказать, чтобы я его горячо любил, но хуже смерти не придумаешь. Тем, кто додумался не поднимать оружия, повезло больше, и человек десять спаслись. Выходит, «Глок», который я тебе передал, мог тебя погубить. Но этого я не знал. Так вот я и спрашиваю, давно тебя облюбовала фортуна?

– Я был занят погоней, – ответил Илий. На его руках проступали жилы, когда он крутил тугой руль без гидроусилителя. – Вот и все.

– Выйти из туберкулезного барака, выжить под обстрелом и без помех пройти кольцо полудниц. Я встречал таких ребят, как ты. Да что там, я и сам такой. Это больше, чем везение. Счастливая случайность.

– Может быть.

– Счастливая случайность, – заговорила София, чуть улыбаясь и не отрывая взгляд от окна. – Кто же она такая? И где обитает?

– Это такой ребус? – встрял Дэн. – Игра слов? У вас так принято шутить в монастыре?

– Наш проводник объясняет спасение Илия чем-то вроде теории вероятности, – спокойно объяснила София. – Мне просто интересно, он и дальше собирается пользоваться счастливой случайностью для спасения дочери?

В кабине возникла неловкая пауза.

– А чем он должен пользоваться? Молитвенником? – съязвил Дэн.

София рассмеялась.

– Не слушайте его, – посоветовал Илий. – К нашему юному другу нужно привыкнуть. Одно я знаю точно: дипломатия – не его стихия.

– Это мы еще посмотрим.

– Он очень похож на моего сына, – призналась София.

– Только вот не надо сравнивать меня с другими людьми! – буркнул Дэн.

– Прямо копия, – София глянула на парня коротко, а потом снова перевела взгляд на проплывающие за окном холмы. – Я знаю, что в это сложно поверить. Но я ждала, что вы придете в монастырь, Илий.

– Ну почему же сложно. Вещие сны – не что иное, как прогнозирование нашим мозгом будущих событий из уже имеющихся данных.

София вежливо кивнула:

– Все так. Только у меня не было исходных данных. Мне привычнее думать, что этот сон послал мне Господь. Выбирая между счастливой случайностью и Богом, я, конечно, выберу последнее, потому что лучше знаю, с Кем имею дело. Есть еще одно событие, которое связывает меня с вами, но об этом я лучше скажу вам как-нибудь в личной беседе.

– Значит, сны посылает Бог? – снова вмешался в разговор Дэн.

– Не всегда. Иногда сны посылаются, чтобы помочь нам разрешить какую-то сложную ситуацию.

– Серьезно? – спросил Дэн, но на этот раз без всякого сарказма. Он задумался о чем-то своем и больше не участвовал в разговоре.

Они миновали лес и остановились у горной гряды.

– Дальше мы не проедем, – сказал Векса. – Слишком узкая тропа ведет в гору. Придется топать на своих двоих.

Солнце уже светило ярко, но София с радостью вышла на открытый воздух. Легкий ветерок освежил голову, и она смогла немного прийти в себя.

Они не торопились – длинная тропа, теряющаяся среди скал, свидетельствовала о том, что подъем будет долгим.

Примерно через час решили сделать небольшой привал. Сели в тени утеса, съели по яблоку и выпили воды. Отсюда деревья в долине казались игрушечными, а река – извилистым ручейком.

– Можно мне полистать вашу книжку? – спросил парень у монахини.

– Это Библия, – ответила она.

– Я в курсе. Она была в дедушкиной библиотеке. Я знаю, о чем в ней речь.

– Неужели?

– Угу. Не убий, не укради, ни делай ничего плохого…

Она протянула ему небольшую книгу в кожаном переплете.

– У меня возникла версия… – Дэн быстро перелистывал страницы и искал глазами какой-то стих. – Вот. Тут говорится о конце света: «двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится».[3] Так ведь и случилось у доктора! Одного из его детей забрали, а второй остался. Значит, скоро всем нам, оставшимся, – кранты. Пора делать ноги.

София сощурила глаза:

– И далеко убежишь? Я вижу, идея о том, что привычный мир рухнет, тебя вдохновляет.

Парень усердно закивал.

– Он уже рухнул, – задумчиво произнес Векса, отрезая армейским ножом кусок яблока и отправляя его в рот. – Когда такие существа беспрепятственно разгуливают по земле, это вроде как начало конца.

– Если вы внимательнее почитаете книгу, которая сейчас в руках Дани, то обнаружите, что появление полудниц – всего лишь крохотное недоразумение по сравнению с испытаниями, которые приготовлены человечеству в конце света.

– Я согласен с сестрой Софией, – добавил до этого молчавший доктор. – Полудницы – дело рук человеческих. Что-то мне подсказывает. Что-то вроде ежегодной статистики по числу смертей в автомобильных авариях: в них людей погибает больше, чем от ураганов и потопов.

– Не будем загадывать, сначала доберемся до базы, – бросил Векса, поднимаясь. – Нам пора.

Подъем казался Илию бесконечным, но не оттого, что ему было трудно физически. Одни и те же образы мучили его с самого утра.

Теперь, когда темп погони поубавился, и появилось время, чтобы думать, – пришли воспоминания. Он представлял себе маленькую дочь в легком платьице, лепечущую что-то ему на ухо, обнимающую его за шею с бесконечным доверием.

Он вспоминал, как она восторгалась божьей коровкой и боялась стрекозы. Как называла лошадь «го-го», а курицу «кокой». Как быстро уставала на прогулках и становилась посреди дороги, протягивая к нему ручки. Как просыпалась и, опершись на бортик кровати, звала его и жену.

Даже розовые пятнышки на коже, следы ее болезни, будили в нем только любовь к ней. Любовь и ядовитую горечь утраты, которая с каждым часом все больше парализовала его.

Он слышал ее голосок, словно наяву. И мысль о том, что он не уберег ее, терзала изнутри хищным огненным зверем. Если бы он не оставил детей одних у того дуба…

Илий теперь думал обо всем, о чем запрещал себе думать в первый день погони. О том, что не найдет дочь живой. О том, как возвратится к жене и расскажет ей, что девочки больше нет. Он размышлял: как страшно, что такой маленький человечек, не научившись еще толком говорить, должен покинуть этот мир. Доктор был со смертью на «ты», он видел сотни ее всевозможных проявлений. Но его ужасала мысль, что кто-то может навредить его родному ребенку.

Наконец его решимость сменилась бессильной ненавистью к тем,