– Название фильма я тебе с удовольствием подскажу, – сквозь смех сказала я. – Это любимая детишками сказка «Чиполлино»!

– Как – детская сказка? – расстроился Колян. – А я думал, эротический триллер!

– Почему – эротический?

– А к какой революции, по-твоему, могла привести затея с клубничкой? Только к сексуальной!

– Резонно, – весело согласилась я и выгнала огорченного супруга из комнаты.

Клетку с Точилкой он унес с собой, так что никто не помешал Масяне быстро и крепко уснуть.

Уложив малыша, я вышла из комнаты в темный холл. Из ванной, дверь в которую была приоткрыта и где горел свет, доносились звонкое журчание и озабоченный голос Ирки:

– Еще чуть-чуть… Бережнее, бережнее, не повреди ценное имущество! Ну же, постарайся, выжми еще немного!

– Я стараюсь! – сдавленным голосом откликнулся Колян, и тут же вновь коротко прожурчало. – Фу-у-у! Все, не мучь меня, больше ни капельки не выжму!

– Вы что тут делаете? – удивленно спросила я, толкнув дверь ванной комнаты. – Мочитесь на брудершафт?

– Мы куртку выжимаем, – даже не улыбнувшись, ответила Ирка. Она распялила свою сырую одежку на руках и придирчиво рассматривала нагрудный карман. – Вроде все отстиралось, от клубники не осталось и следа.

– Увы! – сказал на это Колян и выразительно сглотнул слюну.

– В холодильнике есть малиновое варенье, – сжалившись над обжорой, сообщила я. – Если хочешь, можем попить чаю.

– Хочу ли я чаю с вареньем? Что за вопрос! – живо ответствовал мой супруг и унесся в кухню ставить чайник.

Ирка пристроила влажную куртку на веревку над ванной, и мы тоже пошли чаевничать. С аппетитом уплетая малиновое варенье, я капнула на стол, протерла его тряпкой и, взглянув на разводы, вспомнила загадочные значки на стекле.

– Как вы думаете, что значит «Эф Бэ пять гэ плюс ха»? – спросила я мужа и подругу, пальцем начертав непонятную формулу на мокром столе. – Я тут недавно видела такую странную надпись.

– Пять га – это пять гектаров, – мгновенно нашлась аграрно образованная Ирка.

– А бэ и ха?

– Фу! – строго сказал мне муж, постучав ложечкой по краю чашки. – Предполагается, что приличные женщины таких нехороших слов не знают! Бэ, гэ, хэ! Где ты прочитала эту надпись, на заборе?

– Вовсе не на заборе, а на стекле! – обиделась я. – На окне в большом доме! Это Катька очередную шифровку написала. Непонятно, на каком языке. Если на английском, то буквы Эф Бэ и Эр наводят на мысль о Федеральном бюро расследований…

– ФБР – это как раз по-русски, у американцев в ходу аббревиатура FBI! – возразил Колян.

– В прошлый раз Катерина обозначила буквами имена, – вспомнила Ирка. – Ка – Катерина, тэ – Тим.

– Бэ – Борис, гэ – Геннадий! – предложила я. – Хотя «Борис плюс Геннадий» звучит нездорово, секс-меньшинством попахивает.

– Борис плюс Галина! – предложил Колян.

– Тогда уж сразу пять Галин! – напомнила я, постучав пальцем по формуле. – Если не принимать в расчет абсолютно непонятную латинскую «Эф», остаются один Борис, пять Галин плюс загадочное «ха». Что бы это значило? Что пять Галин пришли в гости к одному Борису и принесли с собой какое-то «ха»?

– То есть на Бориса у них в этом смысле особой надежды не было? – съязвил Колян.

– Фу! – сказала я. – Я уверена, что это совсем не то «ха», которое на заборах и у Бориса. Это что-то другое.

– Например, хрен! – воскликнула Ирка.

Я укоризненно посмотрела на нее.

– Хрен тертый, столовый, – невинно глядя на меня, объяснила подруга. – В баночке. Или холодец, он тоже на букву «ха». Или халва!

– Так они к нему пошло пожрать пришли, что ли? – огорчился Колян. – Пять Галин к одному Борису?

– Чувствуется, что кое-кто здорово настроился на просмотр эротического триллера! – уколола его я.

Колян обиделся и ушел, предварительно тщательно выскоблив столовой ложкой быстро опустевшую баночку из-под варенья. Однако вскоре он вернулся, без видимой связи с предшествующим разговором напомнил, что один занимает целую комнату, и поинтересовался, каковы мои планы на ближайшее будущее? При этом супруг моргал двумя глазами сразу, как жертва застарелого нервного тика, и говорил преувеличенно значительно, с интонациями ведущего развивающей телепередачи «Умники и умницы», проверяющего эрудицию и сообразительность молодого дарования.

– Намек понят, – кивнула я. – Так и быть, после вечернего омовения я приду скрасить твое одиночество.

Довольный Колян убежал в ванную и вновь вернулся меньше чем через минуту – на сей раз с претензией к Ирке, которая заградила подступы к купели своей мокрой курткой.

– Выбрось ее во двор, – посоветовала я.

– Как это – выбрось? – напряглась подруга. – Ты предлагаешь мне взять и выкинуть хорошую финскую куртку?

– Я предлагаю тебе вывесить ее во двор, – объяснила я. – На морозе она быстрее просохнет.

– А ты скрасишь мое одиночество? – съязвила Ирка. – Как-то неохота мне единолично бродить в потемках по безлюдному двору.

Чтобы ускорить процесс, я согласилась. Мы положили мокрую куртку в тазик, запустили в ванную Коляна, обулись, оделись и пошли во двор. Ирка, влекущая тазик, была похожа на гостеприимную фольклорную девицу, несущую перед собой поднос с хлебом-солью. Я сказала ей об этом, и она ради полноты образа жалостливо затянула:

– Во поле березка стояла! Во поле кудрявая стояла!

– Люли-люли, ни фига подобного! – озабоченно заметила я, озираясь по сторонам. – Не вижу я тут никаких березок и вообще ничего подходящего для развешивания мокрого тряпья!

– В доме есть открытая веранда! Вот туда мы курточку повесим! – не затруднившись с решением, на тот же фольклорный мотив напела моя подруга.

– Люли-люли, повесим! – согласилась я.

По бодрящему морозцу мы пробежались к большому дому и пристроили одежку на перила открытой веранды.

– Тут кто-то недавно топтался, курил и бросал окурки в снег, – заметила зоркая Ирка. – Надеюсь, любители посмолить на свежем воздухе не станут стряхивать пепел на мою верхнюю одежду.

– Все будет хорошо, – успокоила я ее, торопясь вернуться в дом.

Хорошо действительно было, во всяком случае, нам с Коляном, и уснула я в прекрасном расположении духа.

19

Чтобы не потерять из виду предприимчивого малыша, спала я в его комнате. Спала крепко и сладко, но недолго, потому что неугомонный Масяня пробудился в семь утра. Сначала он бодрым голосом выдал мне цитату из «Корпорации монстров»:

– Вставай, валенок несчастный! Сколько можно спать?!

Я оставила без внимания и оскорбление, и призыв к побуждению, но Мася не отступился. Он немного покукарекал мне в ухо – это тоже не сработало, и сменил тактику, жалостливо заскулив: