Такой магический характер носит, скажем, руническая надпись на готском шейном кольце (гривне) из Пьетроассы (Румыния), о котором следует сказать особо. Это золотое шейное кольцо было найдено в руинах римской крепости (превращенной вестготами на некоторое время в свою главную твердыню) в числе двадцати двух драгоценностей (из которых сохранилось лишь двенадцать — руническая гривна, два ожерелья, две чаши, три сосуда и четыре фибулы), зарытых, вероятно, «тиудансом» вестготов Атанарихом. Спасавшимся бегством от гуннов, около 380 г. (по мнению Эдреда Торссона — между 379 и 380 г.). Руническая надпись на сильно поврежденной, после своего обнаружения, гривне (являвшейся в то время у германцев вообще и готов — в частности, наряду со священным копьем, более важным символом власти, чем, скажем, короны-венцы) гласит: «GUTANIO(THAL — В.А.) WIHAILAG». Или, на кириллице, «ГУТАНИО (ТАЛ — В.А.) ВИГАИЛАГ». По мнению Флауэрса, первое слово — ГУТАНИ — форма родительного падежа множественного числа этнонима «готы». Седьмой знак — идеограмма, руна «отал» («одал», «отилиа»), означающая «наследственное имение» («имущество», «владение», но также «общее родовое наследие» и «благородство»). Эта руна заменяет и в других древнегерманских письменных источниках — например, в англосаксонской героической поэме «Беовульф» — аналогичное древнеанглийское слово «этель» (ср. немецкое «эдель» — «благородный», да и русские слова «удел» и «удаль»). «ВИГАИЛАГ» — соединенные воедино слова «ВИГ» и «ГАИЛАГ» (с учетом обычного правила сокращения сдвоенной руны), означающие два проявления «святости», известные германцам (да и другим народам арийского корня — напр. «санктум» и «сакер» у римлян, соединенные римским оратором, политиком, философом и писателем Марком Туллием Цицероном в одно составное слово «сакросанктум»). Таким образом, руническая надпись на гривне Атанариха переводится Флауэрсом как «НАСЛЕДИЕ ГОТОВ СВЯТОСВЯЩЕННО». По мнению Торссона, надпись выражает присущее царю (вождю) неотъемлемое свойство наделять качеством «священносвятости» готский «одал». Т. е. «освящать», «сакрализовать» наследственную общую собственность — «удел» — готов. Равнозначную их «кочующей», «странствующей», «мобильной» родине — самому готскому сообществу как таковому. Несущему «родину» с собой в своих странствиях (в отличие от Жоржа Дантона, полагавшего, что «невозможно унести родину на своих подошвах»). Хранить, оберегать своей сакральностью готский «удел» — таковы были священный долг и предназначение готского владыки. И гривна, символ его власти, помогала ему соответствовать своему сущностному предназначению.

Это древнее готское послание говорит нам о необходимости группового самосознания и единства во враждебном мире и о том, что истинные лидеры ответственны за определение целей и продвижение к ним вверенного им сообщества, считает Флауэрс. Верность вождя избранной цели обеспечивает долговременную преемственность и сохранность народа.

Существуют и иные варианты прочтения и истолкования надписи. Но довольно об этом.

Вульфила превратил магические изначально руны в буквы, которыми можно было записывать (кисточкой или пером) священные тексты на папирусе или пергамене (телячьей коже, именуемой на Древней Руси «харатья» или «хартия», от латинского слова «карта»). Встречающееся порой утверждение, что порядок двадцати семи букв готского алфавита соответствовал греческому, неверно. Доказательством происхождения «(в)ульфильского» алфавита именно от рун служит его порядок, сходный с руническим строем, а не с расположением букв (кстати, говоря, слово «буква» вошло в наш язык как раз из готского) в латинском или греческом алфавитах. Подобно руническому ряду-«футарку», готский алфавит Вульфилы начинается не с буквы «А» (греч. «Альфа»), а с буквы «Фе» (передающей звук «Ф»). Сама же первая буква «вульфильского» алфавита эквивалентна руне «Фегу» («Файгу»), и т. д. Но Вульфила не только создал готскую азбуку. При переводе Священного Писания на готский язык, «Волчонок» исключил из его текста некоторые фрагменты. Он счел за благо лучше их не переводить. С учетом воинственного духа готов, который эти фрагменты могли еще больше разжечь. Вульфила не перевел на готский язык ветхозаветные книги, воспевающие кровавые воинские подвиги сынов Израилевых, беспощадно истреблявших иноверцев и иноплеменных. Наряду с решением этих «технических» проблем, было необходимо решать, строчка за строчкой, главную задачу. Взять сказания и летописи древнего культурного народа, обитающего в сытом и дряхлом от старости мире Восточного Средиземноморья, со времен зарождения древнейшей человеческой культуры. И переплавить их в слова и изречения, не только понятные вечно голодному народу скотоводов и крестьян, воинов, мореплавателей и разбойников, но и воспринимаемые этим немудреным народом, как высшая истина. Как нечто великое и новое. Как словеса новой жизни, новой реальности. Пришедшие на смену отзвучавшим навсегда тевтонским песням и сказаниям.

Флауэрс считает, что Вульфила должен был иметь вескую причину «изобрести для готского языка новую систему письменности — его, в общем, можно было бы передать на письме и греческими, и римскими (латинскими) буквами. Но тогда готская культура неизбежно сблизилась бы с миром (Римской — В.А.) империи, с основным (православным — В.А.) течением христианства». А значит, Вульфила изначально по какой-то причине «желал создать для готов обособленную, национальную традицию, отвергая основную задачу церкви греко-римского мира, интернационализацию и универсализацию (христианского учения, превращенного в орудие идеологического господства Римской «мировой» империи над всеми народами «круга земного», превращенного в «орбис террарум» под римским владычеством — В.А.)» («Таинства готов»).

Немецкий историк Георг Вайтц из Фленсбурга, которому мы обязаны наиболее полным и всесторонним освещением жизни первого просветителя германцев, писал в своей книге о готском епископе, что упорный Вульфила потратил на перевод Библии тридцати лет своей жизни. Намекнув, что больше времени ему бы на это и не потребовалось. В действительности же представляется скорее удивительным, как он успел выполнить свою задачу в столь короткий срок. Поэтому мы и начали с перевода Библии Вульфилой, а не с его жизнеописания. Ибо, хотя многое в его жизни все еще представляется нам темным и неясным, великая загадка его существования заключается, вне всякого сомнения, в следующем. Как человеку IV в., в обстановке непрекращающихся войн, религиозных распрей, тягот скитальческой жизни среди беженцев, постоянной угрозы гонений на христиан и «наездов» гуннских «кентавров», вообще удалось сотворить чудо, сохраненное нам (в основном) «Серебряным кодексом»? Этот написанный серебряными (основной текст) и золотыми (инициалы) буквами на пурпурном пергамене текст Священного Писания — готская Библия Вульфилы (из первоначально трехсот тридцати шести листов которой сохранилось лишь сто восемьдесят восемь) — покоится сегодня в библиотеке университета шведского города Упсалы (составляя ее главное сокровище!). Шведы вывезли его в родную «Скатинавию» в годы Тридцатилетней войны из Пражской библиотеки владык «Священной Римской империи», основанной кайзером-оккультистом Рудольфом II Габсбургом. Так этот драгоценный кодекс, написанный в VI в. в северной Италии в правление царя остготов Теодориха Великого, вернулся на исконную родину готов. Уникальный, роскошный экспонат. Число людей, которым довелось его прочитать, не превышает нескольких сотен. Тем не менее, этот перевод — важнейший мост,