– Таня в последнее время была какой-то странной, понимаете? Мы ведь отдельно жили, общались в основном по телефону, так что о ее личной жизни я не так уж много знала. Как ее уволили, Танюшка словно умом тронулась – все твердила о том, что отомстит, что этого так не оставит...

Мы еще некоторое время пообщались, но больше никакой полезной информации получить от матери Татьяны не удалось: она все больше рассказывала, каким хорошим человеком была ее дочь и как трудно ей теперь без нее, ведь осталась еще и маленькая внучка, о которой нужно заботиться. Я могла ее понять. Уже уходя, Лицкявичус заметил висящую на гвоздике связку ключей.

– Зря вы, Надежда Егоровна, вот так ключи оставляете – на виду: кто-то может этим легко воспользоваться!

– Да ко мне никто не ходит! – отмахнулась женщина. – Вы – первые за много месяцев. Это Танечкины ключи, все никак не уберу. Мне кажется, что она еще может вернуться... Глупо, да?

Лицкявичус протянул руку, снял связку с крючка и принялся задумчиво рассматривать ключи.

– У вас две двери, – пробормотал он. – Сколько замков?

– Три, – удивленно глядя на него, ответил Надежда. – Один на внешней и два – на внутренней, но я обычно закрываю только...

– А здесь пять ключей, – прервал женщину глава ОМР.

– Да, вот этот – от почтового ящика. А этот... Честно говоря не знаю, от чего этот ключ.

– Можно мы его прихватим? – спросил Лицкявичус.

Надежда с сомнением поглядела на него, не зная, соглашаться на это или нет.

– Вы говорили, что вашу квартиру и жилище дочери обыскивали, – продолжал Лицкявичус. – Если это правда, а я склонен вам верить, это означает, что там что-то хотели найти. Возможно, нашли, но, вполне вероятно, что нет. Этот ключ может помочь что-нибудь выяснить.

– Но как вы узнаете, от чего он? – недоумевала Надежда.

– Предоставьте это нам.

Выйдя из квартиры и уже спускаясь по лестнице, я спросила у Лицкявичуса, как он намеревается узнать, какую дверь открывает этот «лишний» ключ.

– Ну, – пожал он плечами, – Шанькина богачкой не была и вряд ли стала бы хранить компромат на Немова в банке. Скорее всего, они от абонентского ящика на почте по месту жительства.

Это звучало разумно, и я в очередной раз поразилась внимательности Лицкявичуса к деталям: мне бы и в голову не пришло, что ключи, висящие при входе в квартиру, могут иметь отношение к расследованию! Когда я уже усаживалась на переднее сиденье машины, зазвонил телефон Лицкявичуса. По его коротким репликам я только поняла, что звонил Карпухин.

– Нашли фургон, – пояснил глава ОМР, повесив трубку.

– А Рома? – с замиранием сердца спросила я.

Он покачал головой.

– Но машину обнаружили на выезде из города, на автозаправке. Там подонки пересели в другой автомобиль. Дело было поздно вечером, и дежурный запомнил марку.

– Значит, теперь...

– Это дело времени, Агния. Будем надеяться, что мальчик не успеет пострадать.

* * *

Я сидела на диване, закинув ноги на колени к Шилову, и ела огромное нитратное яблоко в ожидании, пока ужин разогреется. Мы недавно вернулись из гостей, но пока ехали, успели проголодаться. Олег пыхтел, стараясь аккуратно покрасить мне ногти.

– Эй, что-то у вас руки дрожат, товарищ хирург! – неодобрительно заметила я, видя, что ярко-сиреневый лак размазался по мизинцу.

– На вас не угодишь, мадам! – буркнул Олег, тщательно снимая лишний лак при помощи ватной палочки, смоченной в ацетоне. – Делала бы сама тогда...

Но я знала, что он не имеет этого в виду. На самом деле у Олега имелся один фетиш – красивые женские ноги, а конкретно – ступни. Я смеялась, говоря, что профессия ортопеда наложила на Шилова свой отпечаток, но с тех пор, как поняла, что он обожает целовать мои пальцы, стала не просто очень тщательно мыть ступни, но и стараться ухаживать за ними не хуже, чем за руками.

– Как там Никитка? – спросила я, прожевав особенно большой кусок, едва не застрявший у меня в горле.

– Рвется в бой, – ухмыльнулся Шилов. – Едва уговорил его сделать рентген и КТ головы, представляешь? Это дело серьезное, с мозгами ведь не шутят!

– Ну, мозги... кому они, в сущности, нужны? И без них живут. Есть ведь еще сила духа там, сила воли – у Никиты этого добра в избытке!

– Злая ты, Агния Кирилловна, как ехидна, честное слово!

– Нет, я Никитку люблю, ты не подумай – просто обожаю...

– Чего-чего?

– Обо...

Отставив в сторону флакончик с лаком, Шилов сдвинул брови на переносице. У него это получилось так забавно, что я не выдержала и прыснула.

– Женщина, ты только что призналась, что любишь какого-то чужого мужика?!

– Не губи, хозяин! – пискнула я. – Бес попутал...

Нашу любовную игру прервал звонок в дверь. Идя к двери, я мельком посмотрела на часы: половина двенадцатого. На пороге стояла Вика.

– Вы уж извините, Агния, что я без звонка, – выпалила она прямо с порога, – но меня подрядили курьером поработать: вот, разношу копии документов, обнаруженных в абонентском ящике Татьяны Шанькиной! Вам один экземпляр тоже полагается, – и она протянула мне тонкую папку.

Потянув носом, девушка спросила:

– Чем это так вкусно пахнет, а?

– Ой, Вик, ты, наверное, голодная? – спохватилась я. – Заходи, покушаешь с нами!

Она сконфуженно помялась у двери.

– Это, выходит, я напросилась, да?

– Ерунда какая! – отмахнулась я. – Ты все носишься, как беговая лошадь, вон, худая стала, как щепка. Тебе надо питаться как следует, куда только твои родители смотрят?

– Они, как правило, смотрят в ресторанное меню, – беззаботно ответила Вика, влетая на кухню вслед за мной. – Мы редко едим дома... ой, что это такое?

Склонившись над кастрюльками, стоящими на плите, девушка принялась по очереди приподнимать крышки и разглядывать их содержимое.

– У нас гости к ужину? – поинтересовался Олег, входя. Он улыбался. Это – еще одно качество, которое я в нем очень уважаю: несмотря на то, что Шилов с гораздо большим удовольствием провел бы вечер со мной наедине, тем более что завтра – понедельник, а это означает, что мы опять всю неделю будем редко встречаться в приватной обстановке, он приветливо принял голодную Вику.

– Мы же не можем отказать голодающему человеку? – сказала я, смеясь.

– Разумеется, не можем – это было бы прямым нарушением клятвы Гиппократа! – согласился Шилов. – Иди руки мой, – обратился он к Вике.

Когда она ускакала в ванную, Олег обратил внимание на лежащую на столе папку.

– А это что?