апельсиновым деревом. В тот же миг я осознал, что тайная мысль, ютившаяся в моем подсознании, как раз и связана с моей невестой, и тотчас же мысль эта вырвалась из оков и прозвенела в моей голове: „Не веди ее под венец! Не женись!“

На какое-то мгновение я испугался. Но потом все это показалось мне настолько нелепым, что я начал громко смеяться. Я думал, как глупо, абсурдно, жестоко и скверно это было бы! Я любил ее. И она любила меня, возможно даже сильнее, чем я ее. Разве мог я сделать ее несчастной на всю жизнь, а возможно, даже довести до самоубийства своим поступком? Да и у меня самого едва ли был бы иной выход в таком случае. Дела обстояли так, что нельзя было колебаться и секунды.

Тем не менее что-то внутри меня продолжало настаивать: „Не женись!“

Я пытался найти хоть какое-то обоснование тому, почему я не должен вести свою избранницу под венец, но не нашел ни одного. Я снова и снова задавался вопросом, стоит ли мне жениться. И все во мне отвечало „да“. Однако „нет“ продолжало блуждать по коридорам моего подсознания и в самый неожиданный момент выскакивало из своего укрытия.

Я старался уснуть изо всех сил. Но у меня не получалось. Я подскочил, зажег свет, накинул на себя кимоно и начал нервно ходить по комнате. Я пытался читать. Выкурил одну сигарету, затем еще одну. Я бегал из одной комнаты в другую, бездумно смотрел то на картины, то на мебель, распахнул окно и выглянул наружу. Я пытался любым способом отогнать от себя эту мысль.

Но она не оставляла меня. И все повторяла: „Не делай этого!“

Наконец я сел за стол и написал довольно длинное письмо одной женщине, с которой когда-то состоял в отношениях. В нем я объяснял ей, что скоро женюсь, поэтому это мое прощальное письмо. Это было очень напыщенное письмо, совершенно ненужное, ибо с той женщиной я не встречался уже год и один день. Это я осознавал с первой строки. Тем не менее я написал его. Потом представил себе, что бы она сказала, получив его. А потом, что бы она сказала, если бы спустя пару часов я сам явился и заявил ей, что я все еще не женат?

Итак, я разорвал письмо. Взял чистый лист. Клянусь тебе, то, что я тогда написал… это был не я. Кто-то просто управлял моей рукой, водившей пером по бумаге. Я написал своей невесте: „Мне очень жаль. Но я не могу жениться. Я не могу назвать причину. Она мне самому неизвестна. Но я не могу“.

Это письмо моя рука положила в конверт, подписала адрес и наклеила марку. А мои ноги вынесли его на улицу. Так оно оказалось в почтовом ящике.

Я вернулся к себе, лег на кровать и сразу же заснул.

На следующее утро я вспомнил все, что натворил. И меня волновало только одно – как избежать объяснения? Я быстро собрал вещи, поехал на вокзал, взял наугад билет, уехал в неизвестном направлении.

Это было уже много лет назад. Я часто и обстоятельно думал о том, что случилось. Снова и снова говорил я себе, что поступил крайне безрассудно, когда погубил собственное счастье таким бессмысленным, детским и жестоким образом. И тем не менее меня не покидало ощущение, что я принял единственно правильное решение, хотя на то не было и тени причины.

Подобным образом, хотя возможно в не столь резкой форме, я поступал и в других случаях. Стоило мне снова решиться на женитьбу, как с приближением заветного дня я совершенно терял покой и не находил себе места, пока наконец не отменял свадьбу. Конечно, я пытался найти тому объяснение, но не мог. Я постоянно убеждал себя, что, вероятно, это очень веская причина. Когда я теперь размышляю об этом, все прошлые обоснования кажутся мне надуманными. Однажды я написал слишком сентиментальное прощальное письмо, которое завершалось словами „не могу отречься от своей свободы и оказаться в золотой клетке“. А в другой раз…

Хотя лучше я не буду надоедать тебе этими воспоминаниями. Достаточно и того, уверяю тебя, что я постоянно врал себе, когда мне хотелось по той или иной причине отменить свадьбу. Я признаю, что все эти оправдания, которые я выдумывал, были бредом. Неубедительно они звучали и для других. Однако же сегодня я точно знаю, что является причиной столь сильного моего сопротивления этому важному шагу.

Сейчас я уже три месяца гощу у матушки. До этого я видел ее очень много лет назад. Мне особо нечем заняться, поэтому каждый день я очень много часов провожу вместе с ней. Не хочу сказать, что делал это намеренно, у меня и отдаленно не было такой цели, но в течение всех этих недель я наблюдал за ней. Меня не покидало ощущение, что мне нужно что-то найти.

Поэтому я искал. И я нашел.

Итог моих поисков таков: ни мне, ни тебе нельзя жениться. И это не просто потому, что наши дети могут перенять какие-то наследственные особенности нашей матушки. А потому, что они могут стать теми, кем она сама является. Она ведьма.

Я уверен, ты сейчас засмеялся. Быть может, потом ты ненадолго скроил серьезную мину, тряхнул головой, задумался о моей вменяемости. И правильно! И мне показалось, когда я сделал это открытие, что в наше время это бессмысленное, забавное и безобидное слово „ведьма“ может вызвать лишь смех. Я сомневался в ясности своего рассудка так же, как и ты сейчас. Но читай дальше. И если после того, что я тебе сообщу, ты все еще будешь сомневаться в моем здравомыслии и убедительности моих доводов, тогда, конечно, делай то, что я считаю преступлением против человечества! Женись! Плоди ведьм и колдунов!

Ты ведь хорошо знаешь, как и я, каким колдовским обаянием обладает наша матушка. Едва ли кто-то может противостоять ему. В городе ее знает каждый ребенок и каждый взрослый. Когда по утрам она выходит на прогулку, по обе стороны улицы непременно найдется кто-то, кто поможет ей перейти через дорогу и проследит, что ей не грозят ни машина, ни велосипед, ни трамвай. Если она возвращается из магазина, какой-нибудь ребенок обязательно предложит ей донести за нее ее свертки с покупками. В трамвае или омнибусе господа и дамы не просто готовы уступить ей место, но буквально сражаются за эту честь. Любезность обслуги в опере, театре или концертном зале, равно как и