- Отбой, - велел я.

- Устоит наследный президент, - сказал Шестернев - Тушмухамедовы способные люди.

- Да, этого не отнимешь... Смотри, как закрутилось все. Тут и "Абу Бакр" со своими арсеналами и туманящими мозги лозунгами. Здесь и "барсы" из освободительного движения "Свободный Кыргызстан" Они получили из Афганско-Пакистанского союза и Индии оружие, которым сегодня жгут бронетранспортеры и турбоплатформы. Буча, чтобы скинуть режим, готовилась здесь давно. Да тут еще Найденыш Вот мы и имеем самый жестокий криз.

- Уверен, что самый жестокий?

- Уверен, - вздохнул я. - А в том, что Тушмухамедов устоит и, когда криз начнет спадать, вся эта сволочь расползется по своим норам, я не уверен.

- Расползутся. Утихнут Иначе Тушмухамедов прибьет их уши к воротам их жилищ.

- Или к воротам дворца прибьют его уши. Я упал на диван. Посмотрел на часы.

- Отдохнул, Шестернев? Поработать не против?

- Ох...

Я сжал бусинку коммуникатора на воротнике и произнес:

- Стрелок, ответь Лучнику.

- Лучник на связи, - послышался голос Толи Гостева.

- Как вы там?

- Сидим. Любуемся этим бардаком с пятидесятого этажа.

- Готовность номер один. Я и Центурион начинаем отработку по третьей сетке через полчаса Выдвигаетесь по намеченному маршруту. Корректировка - раз в десять минут.

- Понял. Отбой.

- Ну что, браток, - кивнул я Шестерневу, - отрихтуем наши помятые физиономии?

Красящий крем. Пластоформы. Парики. Усы. Через десять минут на меня пялился из зеркала и шевелил пышными усами араб из Тегерана или Триполи. Благо, арабский язык я знаю "на отлично" О Шестерневе этого не скажешь, но на крайний случай сойдет за глухонемого - такие встречаются и в наш век сказочных медицинских технологий, особенно на Востоке. Теперь облачиться в халат с объемным узором, прихлопнуть затылок тюбетейкой. Все, теперь можно и на улицу. Ау, мусульмане, мы теперь из ваших, из правоверных, готовы пинать неверных собак.

Оружие с собой. Идентификационные карточки департамента безопасности, которыми мы запаслись заранее, - тоже. Выходим на охоту. Охотничий сезон ведь открыт не только для одуревших фанатиков. Нам тоже есть за кем поохотиться.

- Вперед, старина, - сказал я.

* * *

Одно из самых отвратительных состояний состояние собственного бессилия. Когда тебя всю жизнь учили защищать и воевать ради спасения людей от смерти и боли, идти по попавшему в лапы кровавых дикарей городу, не в силах ничего изменить - это испытание. Криз не собирался утихать, а только разгорался.

Синее ночное небо озарялось пожарищами - число их росло. Зло растеклось по улицам. Гвардейцы и полицейские делали лишь редкие вылазки в город и умудрялись еще спасать людей. Орды стекавшихся со всей страны подонков почуяли, что ночь их время. Теперь они пытались прорвать линию обороны, закрывавшую не под контрольную часть города, а также завладеть стадионом и университетом, где находилась большая часть спасенных граждан. Гвардейцы держались.

Тушмухамедов приказал нанести бомбовый удар и накрыть плазмопокрывалом окраины города, где наблюдалась наибольшая концентрация повстанцев. Звено бомбардировщиков сравняло с землей несколько кварталов, но это ничего не изменило. Убийцы тараканами расползлись по всем щелям и улицам.

Картины Босха материализовались в эту ночь в Ташкенте. Оскаленные, искривленные злобой лица, окровавленные руки, отблески пламени на мечущихся фигурах. Сперва я еще считал погибших. Потом понял, что дело бесполезное. Счет шел большой. Погромщики старались, не жалея сил.

На одной из площадей подростки играли в футбол отрубленной человеческой головой, по-моему, женской. В другом месте на наших глазах запалили троих. Гнев собирал жатву.

Мы пока что сходили за своих. Чужим здесь места не было - Чужие корчились в предсмертных судорогах, и смерть их была нелегкой.

Мы прочесывали город по сетке номер три - то есть по заранее просчитанному маршруту, позволявшему обеспечить наибольший охват.

- Тысячу лет мы его будем здесь искать, - севшим сиплым голосом произнес Шестернев.

- Не тысячу. Он где-то там. Я знаю.

Я действительно знал, что Найденыш где-то впереди. Мы были связаны невидимой нитью. У нас было что-то общее. Я лучше, чем кто бы то ни было, ощущал биение его мощи.

Центр напряжения был на площади Мухамеда - пожалуй, самой красивой площади города. Стеклянные галереи окаймляли ее, поднимаясь вверх, к сказочно красивым, с воздушными очертаниями, исполненным в лучших восточных традициях зданиям духовной академии и исламского центра. Несколько грубоватой здесь смотрелась пирамида департамента информации.

- Туда, - я махнул рукой в сторону департамента. - Он там.

- Точно?

- Да, - я нажал бусинку коммуникатора. - Лучник.

- На связи.

- Квадрат три. Департамент информации. Блокируйте выходы. Он там. Мы за ним. Включаю видеоканал.

Теперь они будут видеть всё, что с нами происходит.

В окаймляющих площадь галереях было почти пусто. Попалась пара человек, не обративших на нас никакого внимания - они спешили на площадь, чтобы принять участие в творящемся там.

Вот и вход в департамент. Толпа здесь побывала, судя по разрушениям. Холл был завален трупами, расчерчен черными обугленными линиями и зиял проломами в стенах. Протянутое через всю стену знамя Вечного Союза обуглилось и почернело. В полу было несколько вмятин от плазменных гранат. Здесь шел хороший бой, и держались защитники до последнего.

- Куда дальше? - спросил Шестернев.

- Черт разберет, - я замялся, потом показал пальцем: - Кажется, наверх.

Поднимаясь по лестнице, через прозрачные стены мы видели, что творится на площади. Чем выше мы поднимались, тем более широкий вид открывался на происходящее там. Площадь вскипала человеческой массой - собралось не менее полусотни тысяч. Народ все прибывал. Пылали огромные костры.

На грузовых платформах свозили пленных. Некоторые из них могли стоять. Некоторых выкидывали, как мешки с песком. Нескольких забили сразу "зеленоповязочники", не в силах сдержать охватившую их страсть и подождать несколько минут.

На мозги давил ритмичный рев толпы. Ритм - спутник взбесившейся протоплазмы. Он овладевает мозгами, толкает людей в объятия разрушительного сумасшедствия.

Присмотревшись, я мог различить тлеющие в людской мешанине голубые огоньки. Это были проводники той самой загадочной энергии, иных констант, иных пространств, о которых говорил Диксон. Это были источники зла. И по ним, если наводить порядок, нужно было бы бить по первым. Только кто их различит, кроме меня? Шестернев? Другие суперы? Вряд ли. Наметанный глаз только у меня. Почему? Это вопрос другой. У меня есть свое мнение по этому вопросу.