— Отличная мысль, Зароно! — издевательски похвалил сверху киммериец.— Именно то, что пришло на ум и мне. Вот только каким образом вы обратно к берегу доберетесь? Тропку-то сумеете разыскать?.. Может, конечно, и разыщете, но темнота накроет вас гораздо раньше, чем вы достигнете крепости. А пока вы будете ощупью пробираться по лесу, я пойду следом и стану резать по одному…

— А ведь это не пустое бахвальство,— пробормотал Стром,— Он умеет бесшумно двигаться ночью и нападать из темноты, точно дух бесплотный… Если откроет на нас охоту в лесу, живыми на берег выйдут немногие!

— Значит, надо убить его прямо здесь,— ответил Зароно.— Пусть несколько стрелков держат вершину на прицеле, пока остальные полезут наверх. Если он встанет, его собьют стрелами, а если не встанет — его зарубят саблями… Эй! Чему это он смеется?

— Два мертвеца строят планы,— долетел хохот киммерийца,— Ой, не могу…

— Не будем слушать его,— оскалился Зароно.

И, возвысив голос, он велел флибустьерам из обоих отрядов присоединиться к ним со Стромом наскальной площадке.

Моряки полезли наверх по крутому уклону. Один из них задрал голову, собираясь что-то спросить… Но тут в воздухе прогудела словно бы рассерженная пчела, буканьер ахнул от боли и изумления, и изо рта у него хлынула кровь. Он рухнул на колени, хватаясь за черное древко, торчавшее из груди.

Его товарищи разразились тревожными криками.

— Что случилось? — спросил Стром.

— Пикты!!! — завопил кто-то из пиратов, вскидывая лук и стреляя вслепую.

Рядом с ним еще кто-то простонал и поник со стрелой в горле…

— Прячьтесь, олухи!..— завизжал Зароно. Со своего места он заметил, как мелькают в кустах смуглые раскрашенные тела.

Очередной пират, получивший смертельную рану, закувыркался с крутизны-

Остальные припустили что было духу и спрятались в россыпях валунов у подножия холма. Получилось это довольно неуклюже, ведь они совсем не привыкли к такому способу ведения войны. Стрелы летели из кустов, ломаясь о камни. Стром и Зароно лежали на площадке, не смея поднять головы.

— Мы в ловушке,— проговорил побледневший Стром. Он никого не боялся, пока под ногами была палуба корабля, но такая вот молчаливая лесная война грозила лишить мужества даже его.

— Конан говорил, они избегают этого кряжа,— ответил Зароно.— Наступит ночь, и наши люди смогут вскарабкаться к нам. Здесь пикты штурмом нас не возьмут, отсидимся…

— О да,— насмешливо подтвердил сверху киммериец.— Ты прав, штурмовать холм пикты не будут. Они просто расположатся кругом и подождут, пока вы сами не перемрете от жажды и голода!

— А ведь он прав,— беспомощно скрипнул зубами Зароно,— Что же делать?

— Заключить с ним перемирие,— пробормотал Стром,— Мы в западне, и если кто-то может нас вытащить, так только он… Успеем еще глотку ему перерезать! — И уже в полный голос окликнул: — Эй, Конан! Может, отложим наши распри до более подходящего времени? Ты ведь тоже попался, как и мы! Спускайся, будем вместе спасаться!

— Еще чего,— откликнулся киммериец,— Что до меня, я просто подожду, пока не стемнеет как следует. Потом тихонько спущусь с другой стороны холма и затеряюсь в лесу. Я ведь сумею просочиться между пиктами, они меня не увидят и не услышат… Вернусь в крепость и расскажу, как дикари вас всех перерезали. Что, кстати, очень скоро станет святой правдой…

Зароно и Стром переглянулись, ощущая полную безнадежность.

— Только я этого не сделаю! — неожиданно взревел Конан.— Да не из любви к вам, негодяям… Просто потому, что белому человеку негоже бросать соплеменника в лапах у дикарей. Даже врага!

И всклокоченная голова киммерийца возникла над краем его лежбища.

— Слушайте внимательно,— проговорил он негромко.— Пиктский отряд внизу очень немногочислен. Будь их побольше, ваших людей бы уже перестреляли, как кур. Полагаю, здесь всего лишь несколько быстроногих юнцов, высланных вперед основного войска, чтобы отрезать нас от берега. Главные силы, по-моему, еще на подходе.

Они выставили дозорных с западной стороны холма, но с восточной все чисто. Я доберусь до леса и зайду им в тыл. Вы тем временем спускайтесь вниз и ползите к своим. Велите им спрятать луки и приготовить сабли. Услышите мой крик — бегите со всех ног к лесу, на западную сторону поляны…

— А сокровище?

— Плевать на сокровище!.. Головы бы на плечах унести!..

И Конан снова исчез.

Капитаны вслушивались, надеясь уловить хоть звук, свидетельствовавший, что киммериец переполз на другую сторону и начал спускаться по практически отвесному склону… Им так и не удалось ничего услышать. В лесу тоже царила тишина. Стрелы больше не отскакивали от валунов, за которыми прятались моряки. Однако не подлежало сомнению, что из чащи продолжали следить черные безжалостные глаза дикарей, наделенных звериным терпением…

Очень осторожно Стром, Зароно и боцман спускались по крутой извилистой тропке… Они одолели почти полпути, когда рядом снова засвистели черные стрелы. Боцман застонал, ахнул — и безвольным мешком полетел с обрыва, пораженный прямо в сердце. Два главаря вскочили на ноги и во весь дух рванули к своим. Стрелы били то в шлемы, то в латные нагрудники… Все же капитаны достигли подошвы холма и плашмя рухнули за валуны. Дыхания не хватало даже на то, чтобы ругаться.

— Это что, еще одна хитрость Конана?..— отдышавшись наконец, спросил Зароно.

— Пожалуй, в этот раз ему можно верить,— сказал Стром.— У варваров вроде него имеется своеобразный кодекс чести, так что Конан в самом деле не отдаст людей одного с ним цвета кожи на расправу дикарям иной расы. Хотя бы он и подумывал самолично убить нас, но против пиктов он нам поможет… О! Слушай!..

Тишину вспорол вопль, от которого кровь застыла в жилах. Он раздался из леса в западной стороне… И тотчас же что-то вылетело из-за деревьев, прочертило в воздухе дугу и, упав, покатилось прямо к камням. Это была отсеченная человеческая голова. На лице, пестром от боевой раскраски, застыл предсмертный оскал…

— Сигнал Конана!..— взревел Стром.

Отчаявшиеся пираты взвились на ноги и со всей мыслимой прытью кинулись к лесу.

Из кустов немедленно полетели стрелы. Однако их пускали торопливо и почти наугад, и они поразили только троих. А потом морские дикари ворвались на опушку и накинулись на голых, раскрашенных лесных дикарей, что поднялись навстречу из потемок.

Схватка была мгновенной и страшной… Яростное дыхание, отчаянные усилия… Абордажные сабли против боевых топоров, ноги в сапогах, попирающие поверженные тела…

И вот засверкали босые пятки — уцелевшие в короткой резне бросились наутек, оставив в окровавленной листве семерых мертвецов.

Но там, куда унеслись беглецы, в чащобе вдруг поднялась бешеная возня, а когда она стихла, глазам моряков предстал Конан. Потерявший столетнюю лакированную шляпу, в располосованном камзоле — однако абордажная сабля в его руке капала кровь.