Вольф кивнул:

– Да, доктор, спасибо. Но… Что же все это значит?

Тот снял халат и сел в глубокое кожаное кресло, знаком указав Вольфу место напротив.

– Есть два объяснения. Первое вполне укладывается в рамки материалистической диалектики: ваш собственный опыт, обостренные органы чувств, безошибочная интуиция – они-то и предостерегают вас об опасностях. Хотя по каким-то причинам у вас все это связывается с котом, пиратом и рыцарем.

Доктор замолчал.

– А второе объяснение? – спросил Вольф.

– Второе ни в какие рамки не укладывается! – Виктор Федорович развел руками. – Рисункам часто приписывают мистическое значение. Оживающие портреты, забирающие жизнь у своего оригинала или принимающие на себя его грехи и пороки… Особенно много мистики вокруг рисунков на теле. В японской литературе есть рассказ о том, как на спине женщины вытатуировали огромного паука. Очень талантливо и красиво. Конечно, в той мере, в какой может быть красивым паук… И женщина превратилась в паука. Не буквально, а по личностным свойствам. Хотите выпить?

Отказываться было неудобно, и Вольф кивнул. Виктор Федорович вышел и вернулся с бутылкой коньяка и двумя пузатыми бокалами. Плеснув в каждый золотистой жидкости, он зажал свой бокал в ладони.

– Согрейте его, вот так, и понюхайте, вы почувствуете, как резкая нота уходит и появляется мягкий нежный аромат, требующий хорошую сигару или трубочного табака, опять же хорошего… Чему вы улыбаетесь?

– Извините, – смутился Вольф. – Боюсь, я мало в этом разбираюсь. Последние годы в основном я ел солдатскую кашу, тушенку и сухой паек. Пришлось питаться и тюремной баландой.

– И как? – Виктор Федорович смотрел с искренним интересом. Глаза у него были черные и блестящие, как влажные маслины в «Метрополе». Вспомнив «Метрополь», Вольф подумал, что несколько сгустил краски своей жизни. Впрочем, ненамного.

– Как вам баланда? – интерес психиатра усилился.

– Нормальному человеку ее невозможно есть. Вы бы не стали.

– А вы? – Виктор Федорович даже отставил бокал и наклонился вперед, внимательно рассматривая Вольфа.

– Приходилось, когда не было ничего другого. Впрочем, мне приходилось есть даже змей и лягушек.

– Во Франции и Китае?

– Нет. В обычном советском лесу, – Володя отхлебнул из бокала. – Это была не еда, а жратва. Вижу, что это не простое любопытство, а профессиональный интерес.

Виктор Федорович кивнул и снова стал греть коньяк в ладони.

– Нарисованный на женщине паук изменил ее личность. Я пытаюсь понять, изменили ли вас эти картинки?

– Не знаю. Разве такое возможно?

– Вы слышали про акупунктуру? Раздражая иглой определенные точки на теле, удается вылечить многие болезни, продлить молодость. То есть изменить человека! А ведь что такое татуирование? То же самое иглоукалывание! Только не по медицинской методике, а по художественному замыслу. Так, может, изображение паука и должно превратить его носителя в насекомое? А тюремные наколки привить аппетит к тюремной пище?

Вольф почувствовал раздражение.

– Это полная… В общем, это не так! Я не привык к тюрьме и не полюбил баланду. Хотя… Кое-что во мне действительно изменилось.

– Что? – насторожился доктор.

Действительно, что? В двух словах этого не расскажешь. Особенно постороннему человеку.

– Да нет, ничего… Значит, я здоров?

– Практически да. Вам надо отдохнуть и восстановить силы.

– А что надо делать, чтобы избавиться от голосов? Психиатр снова развел руками:

– Это область не науки, а мистики. В мистике, к сожалению, я не силен. Но ведь они вам не очень досаждают?

– Ну, как сказать…

– Если их подсказки несколько раз спасли вам жизнь, то, по-моему, все неудобства окупились с лихвой. Не так ли?

– Пожалуй, так.

– Тогда научитесь сосуществовать с вашими картинками. И постарайтесь максимально использовать ту пользу, которую они могут принести. Я бы с удовольствием встретился через полгода-год и поговорил с вами на эту тему.

Вольф встал.

– Спасибо за консультацию, доктор. Может быть, я еще зайду к вам.

Психиатр пожал ему руку.

«Правильный мужик, ты его слушайся», – сказал кот.

* * *

В восемнадцатиэтажной крестообразной башне на Юго-Западе ничего не изменилось, даже код замка остался прежним. Светлые площадки, стерильная чистота просторных коридоров. Все как тогда, когда празднично наряженный, с чистой белой кожей, Вольф первый раз пришел к Лауре, зажав в кулаке купленные в подземном переходе розы. Кажется, что это было сто лет назад. Сейчас Вольф маскировался под сантехника: старая стеганка, черный комбинезон, фибровый чемоданчик с инструментами. На руках коричневые вязаные перчатки, скрывающие знаки принадлежности слесаря к уголовному миру.

На шестнадцатом этаже кремовую чистоту панелей оскверняли грубые черные числа, крупно выписанные на высоте человеческого роста. 884, 884, 884 – то ли заклинание, то ли кабалистические знаки. Четверки были одинаково кривоватыми, с непонятными хвостиками сверху. Всмотревшись, опытный сантехник понял, что цифровой оболочкой закамуфлировано ключевое слово советской настенной живописи, обозначающее отношение к жизни и окружающему миру значительной части россиян.

«Хороший цифровой код для радиообмена, – подумал Вольф. – На нереальную задачу передаешь руководству: „884“ – и все понятно… Если бы я в свое время ответил Петрунову: идите-ка вы, друзья, на 884, глядишь, и ходил бы с неиспорченной шкурой…»

Рядом с дверью бывшей квартиры Лауры стояли мешки с песком и цементом. Значит, ремонт вот-вот начнется… А может, уже идет и плитка в ванной сбита. Тогда тайник раскрыт, а значит, бриллианты и пистолет попали в чужие руки… Чьи? Ремонтников? Хозяев? А может, хозяева заявили в милицию, и уголовный розыск ждет, кто придет за закладкой?

Он приложил ухо к замочной скважине. Тишина. Похоже, никого нет дома. Лаура говорила, что в сорок третьей квартире живет редкая сплетница, Вольф позвонил туда. Когда он жил здесь, то с соседями не общался, к тому же в таком виде вряд ли кто-то его узнает.

– Кто там? – послышался женский голос.

– Сантехника вызывали? Воду отключать для ремонта?

– Мы нет, это, наверное, соседи, – дверь распахнулась, низенькая полная дама в синем халате указала на мешки. – Вот грязь разведут!

– Стучат, небось, целыми днями? – сочувственно спросил сантехник.

Соседка махнула рукой. Ей было около сорока, крашеные волосы, выщипанные брови, отвисшие щеки, подвижный рот, недовольное выражение лица.

– Пока тихо… Когда начнут, голова развалится!

Вольф перевел дух и оценивающе вгляделся в лицо источника информации. С ним продуктивно работать на негативе.