Когда маг выдохся, его сменил Элай. Редкий звон тетивы звучал в степном мареве, как гудение пчелы, – может, потому пчелы и налетели чуть погодя. Пока Алера злобно шипела, выворачивая котомку на выгоревшую траву, щека у Тахара опухла так, что почти закрылся глаз. Серо-зеленый круглый камень с черными прожилками отыскался на самом дне – как назло, вывалился из мешочка с остальными Кристаллами и закатился под одежду.

Последние волки у портала разбежались сами, а путники долго стояли и смотрели на этот портал, на второй путь в Ортай.

Он был.

Не нужно возвращаться назад и снова пытаться погибнуть в Пизлыке.

Алера смотрела на него и думала, что будь этот Мир иным, с плохим обзором, населенным погуще, – они бы не дошли вообще. Элай прикидывал, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до Кали, и хватит ли денег на покупку лошадей в городе. Тахар ничего внятного не думал, а проклинал всех пчел мира и Миров, перекатывая по щеке нагревшийся Кристалл.

И никто не торопился ступить в зеленое свечение на жухлой траве, чтобы выбраться из Мира. Там сразу навалятся новые вопросы, которые нужно решать, и новые цели, к которым нужно идти, а мыслимо ли это – так много вопросов и целей сразу?

К тому же Мир манил задержаться – как всегда делают Миры. Каким бы ни было место, сколько бы злых существ в нем ни обитало – всегда жила в Мирах особая умиротворяющая тишина, которая тоже умела звучать: шелестом травы, порывами ветра, плеском воды. Умела убеждать: не нужно никуда спешить. Нет нужды ни о чем волноваться. Здесь – не нужно.

Если уж пришел в новый Мир и сумел остаться на ногах – больше ни о чем тревожиться не стоит.

Тем более что до темноты оставалось еще много времени – в Мире это наконец-то стало понятно, потому успеется все: и перевести дух, и добраться до какой-нибудь деревушки на пути к городу Кали, чтобы найти там ночлег.

– За всей беготней я забыла поблагодарить Элая, – вздохнула Алера, обернулась к эльфу. – Спасибо, Элай.

– За что? – спросил Тахар, осторожно подергивая щекой.

– За жуткое варево, конечно. Оно ж меня вылечило, хотя я думала, что убьет.

– На здравие, – небрежно кивнул эльф. – Я сам не ожидал, что поможет, нужно запомнить.

Алера медленно сделала шаг. Другой.

– Ты не знал, что делаешь? – между ней и Элаем встал Тахар. – Ты просто вскипятил какую-то дрянь и дал ей выпить?!

– Ну… да. Ты ж сам сказал про веру в молодое здоровое тело – ну я и подумал, что надо дать ей какую-нибудь гадость, и тогда молодое здоровое тело решит: раз эта мерзость его не убила, то непременно излечит… Ай! Тахар, вот почему она все время на меня бросается, а?

До Кали добирались с неожиданным удобством: по пути встретился обоз.

Крепкие тягловые лошадки бодро тащили по дороге три груженых воза. Селяне не выразили радости при виде троих путников, мало того что вооруженных, так еще и выглядевших так, словно весь день с медведями бодались, – и лишь теперь, под прицелом стольких взглядов, Алера вспомнила про эликсир чистоты от мага из Ветлы и выругалась себе под нос. Однако средних лет гном, к которому прочие обращались с большим почтением, радушно махнул рукой, пресекая ропот, – забирайтесь, значит.

Расположились в одной телеге с гномом, остальные селяне смотрели на друзей слишком уж неласково. И пусть они не посмели перечить хозяину, но рослые хмурые мужики, придвигающие к себе поближе топорики и дубины, не вызывали неуемного рвения проехаться с ними рядом.

– Дэйн, – представился гном. Был он загорелый, добродушный, длиннобородый. Дождался, пока путники назовут себя. – Куда путь держите?

– В Кали, – ответил Тахар, с протяжным стоном разваливаясь на мешках с чем-то твердым. – Для начала.

– Да и ясно, что в Кали, – кивнул гном, как будто не сам вздох назад задал вопрос. – Куда еще по этой дороге-то? Мы вот тоже туда – мы с плантации, что в пяти переходах от Неплужа, может, видали? Везем на рынок овощи и зерно прикормочное кой-какое, до Неплужа, конечно, ближей, но в Кали цены получше. Так что вы с нами как раз дотемна в город поспеете, оно так. А вы за какой надобностью туда, э?

– Да нам так… переночевать, лошадей купить и дальше двигаться. Можно там лошадей купить-то? Если мы не грабили никого по дороге?

– А по виду – так не только ограбили, но и сожрали, – усмехнулся Дэйн и протянул магу баклагу с водой, – с одежей и потрохами, а потом сожгли косточки и хорошенько в золе извалялись.

Элай и Алера, привалившиеся к борту телеги, криво улыбнулись. Тахар сердито покосился на них: тоже еще, сидят бок о бок, прям хоть картины с них пиши!

– Не знаю, как нынче в Кали с лошадьми, – продолжал гном. – Я плантатор, я не конезаводчик. Ну, может, серебрушек по тридцать за морду и отыщете.

– И снова мы в заднице! – тихонько восхитился Элай.

– А ты думал, коня купить – что бублик? – подивился гном. – По медяку за штуку сторгуете, еще и на ночлег с квасом останется?

– Было бы неплохо, – без улыбки ответил Элай.

В поселках все кони – общинные, потому, разумеется, друзья понятия не имели, сколько они стоят: ясно, что дорого, и все тут. А теперь выходит, если Дэйн прав, то денег им хватит разве что на одну хромую клячу, после чего и она сама, и трое путников умрут в пути от голода.

– А с чего это ты сам с обозом едешь? Некому доверить овощи и зерно? – спросил Тахар.

Как бы там ни было – вопрос с лошадьми они будут решать не раньше, чем доберутся до Кали, а в том, чтобы впадать в печаль заранее, толку никакого нет.

Дэйн усмехнулся в густую бороду.

– Сбежал я из дому, считай. Нет сил моих, отдышаться надобно. Тут спокойно, тихо, мерно: едешь себе вперед, и нет забот никаких. Дома же… Спозаранку вышел во двор – сидит батрак под коровником, зеленый весь. Что такое? Пьян в дымину! Отругал его, отправил отсыпаться – а что с него спроса, пока не протрезвеет? Тут другой батрак выбегает откуда-то – первый, мол, ключ амбарный по пьяни вчера задевал куда-то. Давай искать – нет нигде. Что делать будешь? Позвали кузнеца, расклепали замок. Тут жена в дом зовет – мол, завтрак поспел. До крыльца не добрался еще – курята под ноги сыпят. Кто загородку не закрыл? А девка не закрыла, бегает промеж них бестолково – ну и псы цепные с нею. Кто псов с ночи не привязал? Да бдыщева матерь его знает, никто не привязал. Сколь цыплят подавили – я и считать не взялся, а то, говорю, придушу и девку, и пса от расстройства, цыплята-то дорогущие были, порода очень уж мясная, редкая, эх! Только в дом вошел, за стол сесть не успел – жена давай темя клевать: и то, и се, и радости в жизни нет, да тут же дети с лестницы кубарем катятся, опять не поделили чего-то, опять давай визжать на три голоса. Отчитал я их, на жену зыркнул – притихли все, расселись за столом. А мне уж и кусок в горло не лезет. И тут, значит, возница вбегает – лошадь одна из тех, что в обоз запрячь хотели, хромает чего-то. А батрак тот, что с утра пьяным у коровника сидел, в обозе тоже ехать должон был. Какую, мол, лошадь взамен запрячь, и кто заместо того пьяного поедет? Сел я, голову руками обхватил и думаю: да что ж такое-то, еще день толком не начался – а мне уже повеситься охота. Ну и того… Сам, говорю, с обозом отправлюсь, а старший сын пусть за хозяйством присматривает заместо меня, меньше жаловаться будет потом.