Теперь я уже могу сидеть рядом с кем-то и показывать правильные позы. Некоторым бывает нелегко принять удобное положение, тогда мне приходится класть один на другой несколько матрасов. Если у кого-то из гостей проблемы с коленями, не позволяющие сидеть на полу, я приношу подходящее кресло.

В коттедже на первом этаже осталось два тихих помещения, хотя и там мне не хватает покоя: мимо постоянно снуют люди. Поэтому, когда мне нужно побыть одной, я забираюсь на чердак в шато. Комнаты там обеспечивают больше приватности, чем нынешние помещения для персонала в строениях вокруг двора. Там и стены тоньше, и комнаты меньше. Я тоскую по былому соседству с Нико… Но каждый вечер мы встречаемся в мастерской, и эти вечера я не могу не ценить.

Есть что-то особенное в переходном периоде, когда зима не торопится уходить, а весна не спешит ее сменять. Мне хочется на воздух, но в этом году слишком много дождей, заставляющих оставаться в помещении. Дома я, конечно, страдала бы от холода, и мы коротали бы вечера в гостиной перед газовым камином.

Сегодня мы узнали, что наши картины благополучно доехали до галереи в Севилье и будут выставлены там уже на следующей неделе. Казалось бы, я должна ликовать, но я почему-то в унынии. Возможно, дело в состоянии здоровья: вот уже пару недель у меня саднит горло и болит голова, вирус вцепился в меня и не собирается отпускать.

Простившись с последней группой гостей, я вяло вхожу, вернее, вползаю в выходные. Нико перемещается вокруг меня на цыпочках, озабоченный моим невеселым состоянием. Он думает, что я скучаю по дому, но дело не только в этом. Мое состояние стало меня тревожить, вчера я даже не утерпела и пожаловалась Пирсу.

– Мы коротко обсудили гибель вашей сестры, не хочу сейчас в это вдаваться, Ферн, но считаю, что ваша тревога отчасти коренится там. Ваша тревога за любимых людей порой слегка избыточна. Вам кажется, что вы теряете контроль? – спросил он, и я пожала плечами, не зная, что ответить. Не хватало мне нового груза тревог!

– Если это продолжится, то мы сядем и как следует все обсудим. Не верю, что вы не обращались тогда за психологической помощью. Подозреваю, что существует связь между чувством утраты, от которого вы так и не оправились, и вашей реакцией на разлуку с семьей. Бессонница – это красный флажок, одна она может вызывать депрессию, усталость, угрюмость. Я рядом, Ферн, это моя специальность. Но вы должны быть готовы раскрыться и принять мысль, что причины могут быть глубже.

Его внимание было непритворным, и, возможно, он не ошибался. Потеряв Рейчел вот так, внезапно, даже не простившись, я ощутила пустоту и бессилие. Я гневалась из-за того, что глупая случайность отняла у нас такого бесценного, такого живого человека. Она отправилась отдыхать с двумя лучшими друзьями. Почему судьба бывает так жестока?

Неудивительно, что теперь я цепляюсь за любимых людей: не хватало потерять и их! Возможно, я перегибаю палку, но это так понятно… Этот ящик я еще не готова отпереть, хотя, возможно, обманываю себя, что справлюсь сама, без чужой помощи.

При этом я чувствую вину за то, что причиняю мучения Нико своими приступами уныния по вечерам, когда берет свое усталость, когда я становлюсь вялой и раздражительной, а тут еще скачущая температура… Он очень старается меня отвлечь и развлечь.

Стоя за своими мольбертами, мы порой беседуем: он делится историями из своей жизни, в основном счастливыми моментами раннего детства в испанской деревне. В остальное время мы работаем молча. Так происходит и сегодня.

Яростные алые мазки на моем холсте выдают мой гнев, взявшийся, кажется, из ниоткуда. Внезапно у меня за плечом вырастает Нико.

– В чем дело, Ферн? Что вас гложет?

Он обнимает меня за плечи, забирает у меня кисть, прижимает меня к себе. Мы стоим так до тех пор, пока моя ярость не стихает, пролившись слезами.

– У меня чувство, что ничего уже не будет по-прежнему, и я не знаю, смогу ли вынести эту мысль. Летят недели, ко времени отъезда я стану другой. Последние восемь месяцев во мне было столько жизни, сколько не бывало никогда прежде, но при этом я чувствую, что чего-то мне недостает. Недостает моей семьи. Здесь легко жить просто день за днем. Люди приезжают в «Пристанище» расслабляться, весело приобретать новые навыки, они счастливы, они исцеляются. Но для меня это ненастоящая жизнь, Нико.

Правда в том, что сегодня я совершенно обессилена. Вот уже две недели я сплю не больше двух часов за ночь: это не может не сказываться. Меня слегка лихорадит, мозг неустанно рождает воображаемые тревоги.

– Что творится у вас в голове? До недавних пор вы прекрасно со всем справлялись. Почем вы вдруг запнулись? – Он наклоняется ко мне, мы почти соприкасаемся лбами, он заглядывает мне в глаза и в волнении морщит лоб.

– Я понимаю, что у Ханны проблемы в университете, она сникла. Что-то пошло не так, но она не хочет меня волновать, поэтому все реже звонит и пишет. От этого только хуже, я не перестаю гадать, что стряслось. Вдруг она бросила учебу? – Я всхлипываю и достаю из кармана платок. – Оуэн летит в Норвегию на учения НАТО: я боюсь за него. Он будет писать гораздо реже; его реальный мир наполняет меня ужасом. Эйдену в четверг исполнилось тридцать лет. Я не смогла ему дозвониться, пришлось ограничиться эсэмэской и письмом. Знаю, это глупо, мы договорились отметить его день рождения потом, но это не отменяет моего отсутствия в такой важный для него день. Надеюсь, он увлеченно исследует Таиланд, но на этом его перемещения не кончатся. В наш последний разговор его планы были туманными, сам он был какой-то не такой. С каждой неделей он становится все отстраненнее. Он уже больше месяца почти постоянно в пути. Перерыв, который должен был вернуть ему силы, наоборот, только их отнимает.

Мама и папа тоже стали реже со мной связываться: понятия не имею, что у них там происходит. У меня ощущение оторванности сразу от всех. Я к такому не привыкла – обычно мы все обсуждаем.

– Вас ни от чего не отрезали. Ферн. Когда вы им понадобитесь или когда у них появятся настоящие новости, они с вами свяжутся. Зачем вы так себя терзаете?

– Потому что мы должны быть вместе как семья, но этого нет. – Я борюсь с собой, чтобы мой голос звучал тверже, чтобы не донимать Нико нытьем.

– Чепуха! – произносит он убедительным тоном. – Это жизнь, нельзя крепко привязать к себе любимых людей, они не настолько