Майлс поднял свой бокал и посмотрел ей в глаза.

— За миледи Элиссу, мою жену, «что красотою затмевает ночь»!

— Лорд Байрон?

— Да, лорд Байрон.

Они поднесли бокалы к губам. Прохладное шампанское приятно согрело ее и помогло расслабиться.

— Думаю, теперь моя очередь предложить тост, — произнесла Элисса, спустя некоторое время.

Майлс взглянул на нее, с удивлением приподняв брови.

— Отлично. Тогда позвольте вновь наполнить бокалы.

Элисса подняла свой пенящийся бокал к свече и минуту разглядывала игру хрусталя. Затем повернулась к Майлсу:

— За милорда Майлса, моего мужа, моего рыцаря в сияющих доспехах!

Последовало продолжительное молчание.

— Позволите поухаживать за вами? — спросил наконец Майлс.

— Да, благодарю вас. — Элисса заставила себя вежливо улыбнуться.

Майлс наполнил две тарелки соблазнительной едой: тонкими ломтиками говяжьего филе, сочным салатом из омаров, кусочками жареной перепелки и нежными грудками куропатки, настоящей русской икрой и свежими фруктами всех видов и цветов.

Он поставил одну тарелку с золотым ободком перед Элиссой, а другую — перед собой. Несколько минут они сидели молча, не прикасаясь к еде. Наконец Майлс нарушил молчание.

— Элисса, нам надо поговорить.

Именно этим они и занимались до сих пор.

Он продолжал:

— Мы говорили, что свобода будет неотъемлемой принадлежностью нашего брака.

— Да.

— Свобода может быть различной — например, свобода сказать «я хочу подождать с этим» или свобода сказать «нет». Вы понимаете, что я пытаюсь объяснить?

— Нет.

Майлс провел рукой по волосам.

— Вероятно, нам следует начать с самого начала. Если бы сейчас вы могли сказать мне только одну вещь, что бы это было?

Элисса смутилась.

— Вы вольны говорить все, что думаете, — напомнил ей Майлс.

Она с трудом глотнула.

— Я очень волнуюсь, милорд.

— И я тоже, миледи.

— Я совершенно не представляю, что значит быть женой, — сказала Элисса, ободренная его откровенностью.

— А я не знаю, что значит быть мужем.

— Это неправда. Это не может быть правдой, — возразила она. — Вы много знаете об отношениях между мужчинами и женщинами.

— Но я такой же невежда в отношениях между мужем и женой, как и вы, — заметил Майлс. — Нам придется учиться вместе.

«Она прекрасна, и потому ее внимания добиваются. Она женщина, и потому ее стремятся завоевать».

Может быть, Шекспир прав. Майлс видел, что Элисса дрожала, как котенок. Ему не хотелось спешить или настаивать — ради них обоих.

Он попытался представить все, поставив себя на ее место. Даже если женщина влюблена — а о любви они еще никогда не говорили, — ей должно быть страшно вступать в брак, не зная его физической стороны.

Майлс наблюдал, как Элисса поднесла высокий хрустальный бокал к губам и торопливо сделала несколько глотков. Она, несомненно, пыталась «поддержать свою храбрость» с помощью превосходного французского вина.

— Эта свобода, о которой вы говорите, — начала Элисса, устремив сосредоточенный взгляд на свои руки, — включает свободу задавать вопросы?

Теперь они были мужем и женой. Майлс знал, что он должен сделать все возможное, чтобы удовлетворить любопытство своей жены и не причинить ей боль.

— Разумеется. — Он сделал глоток.

— Тогда я хотела бы знать точно, что происходит между мужем и женой на брачном ложе.

Майлс на мгновение задумался.

— Они целуются.

— Это я уже знаю.

— Они ласкают друг друга.

— Это я тоже подозревала.

Она нахмурилась.

— Почему бы вам не объяснить мне это простыми, понятными словами, сэр?

— Это не поможет, мадам.

— Почему же? — спросила Элисса, прихватывая кончик языка зубами.

Ее язык был розовым и острым, зубы — маленькими и белыми, и они могли бы довести мужчину до безумия, если бы она внезапно прикусила мочку его уха, или его чувствительную нижнюю губу, попробовала на вкус его соски или спустилась бы еще ниже…

Майлс очнулся.

— Почему — что?

— Почему это не поможет? — терпеливо переспросила Элисса.

— Это считается неприличным и неподобающим, — ответил Майлс, искренне пожалев, что вообще завел этот дьявольски трудный разговор.

Ему следовало утащить Элиссу в постель и продемонстрировать все на деле. Зачастую действия оказываются более убедительными, чем слова — как бывшему солдату, ему надлежало помнить об этом. Проклятие, он допустил смертельную стратегическую ошибку!

Элисса продолжала допытываться:

— Потому, что я незамужем? Или потому, что я женщина?

— Вы замужем, — напомнил Майлс.

— Значит, мы опять вернулись к вопросу пола?

Майлс обуздал свое нетерпение.

— По-видимому, да.

Элисса отставила бокал и уставилась на каплю, сползающую по его стенке.

— Должна признаться, что я не намерена оставаться невеждой после свадьбы, сэр.

— Вы не останетесь невеждой, мадам, — пообещал Майлс. — Опыт научит вас всему, что вы желаете узнать, — Майлс замолчал. Затем внезапно решил применить иную тактику. — Попробуйте думать об отношениях между мужчиной и женщиной, как о пиршестве чувств.

Элисса вздернула голову и с живым интересом уставилась на него.

— Вы опять говорите о еде в переносном смысле, милорд?

— Вот именно, — Майлс потянулся через стол и снял крышки с нескольких блюд. — Обещаю вам, мы откроем для себя множество разнообразных вкусов и оттенков. И мы выясним, что кое-что пришлось нам по душе. Кое-что может оказаться слишком острым или приторным для нас. Кое-что мы сможем позволять себе отведать только иногда.

Элисса выглядела заинтригованной.

— Продолжайте.

— Мы можем позволять себе простой, скромный ужин, а иногда, когда изголодаемся, он будет продолжаться всю ночь напролет, — добавил Майлс.

— Всю ночь? — Ее серые глаза расширились.

— Да, целую ночь.

Очевидно, Элисса продолжала размышлять над его словами, пока Майлс оглядывал блюдо с фруктами. Он выбрал большую, спелую, бордовую землянику. Наклонившись через стол, он протянул ее Элиссе.

— Возьмите ягоду передними зубами, обхватите губами. Ощутите ее неровную поверхность, ощупайте языком мелкие семена. А теперь откусите ягоду и впитайте ее нежный вкус.