от внимания грабителей: гребешок из слоновой кости, разбитую мраморную раковину, возможно использовавшуюся для совершения возлияний богам, а также кусочки золота и бронзы. Отсутствие каких-либо сопутствующих мужских предметов, таких как оружие, позволяло предположить, что гробница принадлежала женщине. На основании керамики памятник датировали периодом сразу после 350 года до н. э., а значит, тут могла находиться одна из жен Филиппа: Фила из Элимеи или Никесиполис из Феры. Но скелетные фрагменты, извлеченные из гробницы, запутали дело. Сначала предполагали, что это останки трех людей: женщины, ребенка и мужчины[782]. Более позднее изучение и каталогизация костей позволили уточнить выводы: в гробнице найдены останки семерых людей (мужчина, женщина, четыре маленьких ребенка и один новорожденный), причем человеческие кости были смешаны с костями животных. После первоначального осквернения гробница явно использовалась как склеп, подобные случаи хорошо известны в Эгах и других поселениях древней Македонии. Такое загрязнение первичного захоронения, возможно полностью утраченного, означает, что на данный момент первоначальный владелец Гробницы I остается загадкой. При работе с любым захоронением, разграбленным в древности, есть определенный предел, ограничивающий наши выводы, о котором исследователи всегда должны помнить[783].

Раскопки второй, гораздо более крупной гробницы (Гробница II) проводились одновременно с исследованием первой. Там были другая конструкция и иной декор, своеобразный тип погребального памятника, известный как «македонская гробница»: подземное сооружение с цилиндрической сводчатой крышей и фасадом, напоминающим храм или дом мертвых, к которому вела утопленная в земле дорога, или дромос; считается, что общая архитектурная форма сложилась примерно в середине IV века до н. э. Команда приступила к раскрытию фасада гробницы и быстро обнаружила сложную цветовую и декоративную схему. Карниз с белыми пальметтами был расписан красной и синей красками. Археологи спускались дальше, и перед ними предстала самая ошеломляющая особенность гробницы – большой расписной фриз длиной 5,56 метра и высотой 1,16 метра[784]. Он был гораздо детальнее, чем росписи в Гробнице I, но время и почва нанесли живописи значительный ущерб. Когда реставраторы начали тщательно снимать грязь, изображение стало проявляться, словно фотография в темной комнате. Здесь оказалась сцена охоты: животные и люди в мягких тонах серого, белого, коричневого и зеленого цветов – композиция непревзойденного мастерства, самая великолепная картина, когда-либо найденная в Македонии или даже где-либо в Греции. Справедливая награда для команды за ее тяжелую работу. Но великолепие росписи еще больше подчеркивало важность того, кто был похоронен в гробнице. Финансирование быстро заканчивалось, и на дальнейшие раскопки оставалось всего несколько дней. Разграбление Гробницы I подготовило археологов к тому, что с другим захоронением могло произойти то же самое. Это считалось нормой для македонских гробниц: на тот момент была обнаружена 51, и все, кроме одной, чье содержимое оказалось скудным и ничтожным, подверглись осквернению[785]. Обычно расхитители гробниц пробирались внутрь через крышу, затем проламывали брешь в главных дверях и выходили через них наружу, нагруженные сокровищами. Андроникос надеялся найти вход в гробницу. Предполагалось, что она разграблена, поэтому двери, скорее всего, находились бы не на своем месте, но зато можно было бы оценить состояние интерьера, прежде чем закончить раскопки этого сезона.

Команда продолжила работу, открыв остальную часть антаблемента, который также был богато украшен еще одним расписным карнизом под фризом, а еще ниже – чередующимися синими триглифами и белыми метопами на красных полосах. Приближались выходные, и Андроникос должен был присутствовать на встрече в Салониках, поэтому вместо него руководить раскопками остались его помощницы – Стелла Другу и Хрисула Саатсоглу-Палиадели. Неожиданно Андроникосу позвонили из Вергины, с единственного телефона на весь поселок – сразу очевидно, что дело срочное. «Кто звонит?» – спросил он. «Это Стелла, – последовал ответ. – Профессор, мы нашли дверь».

В этом не было ничего необычного – они ожидали найти дверь, скорее всего выбитую и лежащую на земле. Он не мог понять, почему Стелла позвонила ему с такой новостью. «Послушайте, – продолжала она, – дверь цела»[786].

Серьезность открытия ошеломила Андроникоса. Теперь у них появился отличный шанс, что гробница не попалась древним грабителям. Он поспешил обратно на раскопки, чтобы посмотреть самому. Перед дверями была сооружена грубая известняковая стена – мера, предпринятая древними строителями, чтобы не допустить давления кургана на вход. Под притолокой оставался небольшой зазор, через который виднелись двери. Андроникос писал о волнении в своей публикации 1984 года о раскопках: «Это было почти невероятно: дверь гробницы – две целые широкие мраморные створки – стояла на месте. Их никогда не взламывали? Неужели расхитители гробниц оставили именно ее не разграбленной? Несмотря на то что такое казалось сном, это была реальность. Теперь, вспоминая, я думаю, что это по-прежнему самый волнующий момент раскопок»[787].

Любопытство Андроникоса, наряду с беспокойством о сохранности гробницы, требовало продолжить исследования, и ему удалось получить дополнительные средства. Конечно, еще не было уверенности в том, что гробнице удалось избежать разграбления, расхитители могли войти и выйти другим путем. Чтобы выяснить это, команда приступила к дальнейшему раскрытию свода гробницы. Они быстро добрались до слоя сырцового кирпича, пепла и обгоревших останков. Андроникос подумал, что он мог принадлежать погребальному алтарю, но позже, когда обнаружились два расплавленных меча, наконечник сарисы и фрагменты конской упряжи, изменил мнение. Он понял, что это были остатки погребального костра, собранные вместе и разложенные поверх свода гробницы до того, как его накрыло курганом. Участок передней части свода уже раскопали, на его фасаде, оштукатуренном толстым слоем, никаких следов нарушения пока не нашлось. Ожидания возросли, так как задняя часть свода тоже оказалась нетронутой. Грабители так и не обнаружили могилу.

Новость об открытиях уже давно вышла за пределы раскопок, привлекая местную прессу. Все взоры теперь были прикованы к Андроникосу, который готовился войти в гробницу и встретиться лицом к лицу с прошлым[788].

Открытие Гробницы II состоялось 8 ноября 1977 года. Чтобы получить доступ к погребальной камере, команда удалила замковый камень сводчатой крыши – эту уловку они переняли у древних расхитителей гробниц. Железный зажим, прикрепленный к шкиву, был приспособлен для свободного подъема блока. Понадобилось две попытки, Андроникос терпеливо ждал возможности впервые взглянуть на то, что находилось внутри. События, рассказанные в прологе к этой книге, передают те невероятные мгновения. Неповрежденная главная погребальная камера – настоящая капсула времени, и сделанные в ней находки подтвердили предчувствие Эзе о том, что изучение кургана поможет восстановить историю македонян. Тот факт, что одно из богатейших захоронений, когда-либо преданных земле, столько веков ускользало от обнаружения, был истинным чудом и, возможно, признаком того, что местное население издавна почитало и защищало его.

После того как коллеги Андроникоса тоже заглянули внутрь – все они терпеливо ожидали своей очереди, – в темное помещение спустили лестницу. Андроникос пошел первым, отверстие было настолько узким, что ему пришлось прижать руки к бокам. Он ощущал восторг ученого и вину осквернителя могилы, хотя «конечно, первое аннулировало другое» – вспоминал он позже[789]. Многие предметы погребального инвентаря уже не лежали на своих первоначальных местах из-за землетрясений и гниения органических материалов, из которых они были сделаны. У дальней стены находился мраморный саркофаг с прахом умершего. По форме он напоминал ящик и явно был главным элементом в камере, вокруг которого строились все пропорции и организация остальных вещей. Позднее Андроникос предположил, что перед саркофагом стояло деревянное ложе. Найденные фрагменты слоновой кости, стекла и позолоты, которые раньше его украшали, давно осыпались, когда распалась деревянная рама, а среди обломков археологи нашли крошечные портреты, которые, как полагал Андроникос, изображали Филиппа и Александра. Часть оружия, найденного в непосредственной близости от саркофага, в том числе два железных меча, нагрудные доспехи и шлем, возможно, также когда-то лежала на ложе или на отдельных деревянных стойках. Стол, заставленный сосудами для симпосия (пира) – 11 серебряными, двумя бронзовыми и шестью глиняными, – находился рядом с ложем и превратился в темное веерообразное пятно на земле; две ножки с северной стороны подломились первыми, так что все предметы упали к северной стене, где и остались. В юго-западном углу был бронзовый купальный набор, а также уникальная позолоченная диадема из серебра и остатки того, что позже оказалось богато украшенным щитом. После того как все сфотографировали, а внутреннюю дверь закрепили на деревянных строительных лесах, команда начала упаковывать