На острове несколько человек наблюдали в мощные большие бинокли за маленьким самолетиком, упрямо карабкающимся в небо.

— Ничего у него не выйдет, — сказал один.

— Да, — согласился второй, — ураган убьет его, как комара!

— А если нет, — засомневался третий, в мундире с золотыми нашивками, — вдруг уйдет?

— Не может быть, — твердо возразил первый, — в такой ураган никто не летает. Ветер разорвет самолет в куски.

— Хорошо, — вздохнул тот, что в мундире, — что с нашими?

— Перехватчики отозваны на базу, — доложил второй, — вертолет уже садится. В разбившемся самолете погибли все — пилот и наш сотрудник.

Самолет поднимается в ярко-синее небо в полном безветрии. Все застыло в мире — черная туча, солнце, море. О том, что есть жизнь, напоминает только мотор самолета, работающий на пределе. Василий чуть-чуть убавил обороты и позволили себе немного расслабить сведенные напряжением мышцы. Он понимал, что впереди страшная неизвестность, но пока тихо, ярко светит последнее солнце и надо на минутку отпустить вожжи.

— Ну как ты? — спросил Алику.

— Пока ничего, — сипло каркнула в ответ девушка, прокашлялась и уже нормально ответила: — Все хорошо. Почему нас не тронули?

— Потому что впереди буря, — честно ответил Василий, — они боятся и отстали.

— А мы?

— А мы … а я тоже боюсь, но деваться некуда. У нас есть малюсенький шанс только в воздухе, на земле — нет.

Алика вздохнула. Василий понимал, что перелететь через ураган шансов мало. Он имеет форму воронки, в которую втягиваются гигантские массы воздуха. Пролететь прямо немыслимо, а вот попытаться прошмыгнуть по краю можно. Один к миллиону, что повезет, но выбора нет. Возможно, Алика догадывалась обо всем, но вида не подавала. Спокойно сидела в кресле и шуршала оберткой шоколадки. Василию стало жалко девушку до щема в груди, но что он мог сделать? Ничего, кроме последней отчаянной драки с судьбой за ее и свою жизнь.

Взглянул вниз, определил направление ветра по волнам и стал забирать вправо. Воздух уже двигался и машина ощутимо вздрагивала. Постепенно наполняющееся багровой кровью солнце приближалось к черной спине просто чумовой тучи. Она словно втягивала в себя весь воздух земли.

— Держись крепче, — сказал Василий. Выключил радиостанцию, обесточил все, что можно. Ветер задул заметно сильнее, начал мягко поддавать тяжелым кулаком под хвост, от чего машина клюет носом, рев мотора срывается на баритон. Черная клубящаяся стена светлеет, переходит в темно-серый цвет. Непрерывно сверкающие молнии, словно огромные клыки, появляются и исчезают. Их лязгом был оглушительный гром. Ветер в спину усилился так, что пришлось напрячь все силы, чтобы удерживать штурвал. Самолет грозил вот-вот вскинуть зад лошадиным манером и начать бесконечное кувыркание, пока не рассыплется в воздухе. Хоть немного, но Василий старался забирать вправо. Перемещение почти незаметно, но есть и это придавало уверенность: не просто летят, как фанера по ветру, а сопротивляются!

Скорость росла все больше и больше и Василий решил не форсировать мотор. Стал понемногу сбрасывать обороты. На удивление, скорость не падала, а вроде как росла! Наглея, сбавлял еще и еще, почти до холостого хода. Самолет продолжает лететь! Жесткие ладони урагана несли его в неведомое. Хорошо, что пока не прихлопнули! Темно-серая стена надвинулась, раскрылась, как пасть кошмарного монстра и проглотила… Мир пропал. Всюду мгла, раздираемая вспышками молний. Люди в маленькой кабинке самолета оказались в середине хаоса, невообразимого театра грома, белых огней молний и жестоких ударов воздуха со всех сторон. Василий бросил взгляд на приборы — все показания сбились. Стрелки ведут себя, как хотят: колотятся о стенки, дрожат, барабанят по ограничителям. Высотомер показывает ноль, что значит — они не летят, а стоят на земле, просто это не чувствуется. Он знал, что верить ничему нельзя. Единственный прибор, который не обманет — собственный зад. Только он точно определит, где верх, а где низ. Руки крепко держат штурвал, немедленно реагируя на колебания и упрямо тянут на себя, а он норовит вырваться и уткнуться в приборную доску.

Непрерывный грохот слился в один бесконечный гром водопада размером с две Волги, падающих с Кавказского хребта. Василий начал постепенно утрачивать связь с реальностью. Он сам себе казался единственным выжившим в продолжающемся катаклизме всеобщей гибели. От сильного электростатического поля волосы стоят торчком, как иглы напуганного дикобраза, выпученные глаза часто-часто моргают. «Вот бы сейчас сфотографироваться. На паспорт»! — промелькнула идиотская мысль. Почему-то стало смешно, то ли нервы не выдерживали, то ли от очень «умной мысли», но немного отпустило. Оглянулся на Алику, ожидая увидеть ее в обмороке. Девушка сидит, как на приеме у стоматолога: вжавшись в кресло, белые пальцы намертво вцепились в поручни. Голубые глаза широко открыты и не мигая смотрят в лобовое стекло, черные волосы шевелятся, сплетаются в локоны и поднимаются к верху. Василий невольно вспомнил миф о Медузе Горгоне.

Тело странно одеревенело, голова с трудом поворачивалась, будто со скрипом. «Перегрузка от падения! — мелькнула паническая мысль, — нет, не может быть. Меня вдавило бы в кресло или, наоборот, тянуло к потолку. Значит, другое. Неужели летим с такой скоростью? Нет, самолет разорвало бы сразу». Попытался шевельнуть правой рукой. С трудом удалось. Что-то с ним происходило, он не знал и боялся даже предположить, что. «Но ведь живой я, — пробило снова, — или нет? Да ну, живой»! Потряс головой, отгоняя дурь, но почувствовал, что делает это медленно, как будто воздух загустел, словно мед. Нереальность происходящего становилась острой реальностью. Василий сжимает пальцы на штурвале до онемения ладоней. Сознание не покидало, наоборот, судорожно цеплялось за окружающий мир дрожащими лапками, только бы не уйти, не провалиться в черно-белый хаос навсегда. Непрерывный грохот перестал восприниматься как раздражитель, стал нормальным звуковым фоном, а прекратись — рухнувшая тишина убьет разорвавшейся бомбой.

Все вокруг исчезло, пространство и время слились в единое измерение бытия. И только одна мысль упорно царапала душу, не давая ей свернуться от страха в комочек размером с молекулу и убежать в ботинки под пятку — сидящая рядом беспомощная девушка. Василий не твердил сам себе, что должен спасти и выполнить. Внутри ощущал железный стержень мужских обязанностей. Тяжелое, неповоротливое тело вдруг почувствовало едва заметное изменение. Давящая со всех сторон пустота чуть-чуть отпустила. Непрерывный адский гул сменился частыми взрывами и ударами. Василий начал различать паузы! Мертвый, слепящий свет плазмы становится прерывистым, мерцающим! Ни о чем не думая, сосредоточившись на чувствах, без эмоций вглядывался и слушал окружающее, фиксируя малейшие изменения. Голос грома не гремит, стал ворчливым, рычащим, словно обессиленный зверь отступает обратно в свою нору и клыки молнии не так ослепительно блистают. Тьма густеет.

Самолет по-прежнему летел в никуда, но летел! Очень медленно и трудно, чуть не со скрипом, Василий скосил глаза. Показалось, что по очереди, сначала правый, потом левый. Сфокусировал взгляд на высотомере. Светящаяся стрелка указывает на шесть или восемь тысяч метров! «Чушь, глюки! — подумал он, — на такой высоте мы бы задохнулись и замерзли». Моргал, таращился изо всех сил, пытаясь лучше рассмотреть цифры. Протереть глаза не решался — боялся отпустить штурвал. Кое-как проморгался, рассмотрел — три тысячи метров. От сердца сразу отлегло, успокоился и даже повеселел. Гром уже явственно стихал, тьма незаметно перешла в белый туман, весь в темно-синих трупных пятнах. Ветер по прежнему твердо держит за хвост, регулярно встряхивает, будто проверяя, не выпадет ли кто? Вот будет веселье!