Ужинаем в уютном ресторанчике в цокольном этаже старой художественной галереи. Владелец заведения – друг Габриэле. Когда мы выходим из ресторана, на улице уже совсем стемнело, а воздух стал прохладнее. Гэйб обнимает меня одной рукой за плечи.

Мы бредем по площади Синьории, совсем как когда-то моя прекрасная тетя и ее возлюбленный с волосами пшеничного цвета. Нас обгоняет компания смеющихся подростков. Две пожилые женщины – с идеальными прическами, в темных пальто и туфлях на низком каблуке – гуляют под руку. Я думаю, это вечерний ритуал двух старинных подруг.

Останавливаемся напротив статуи Давида. Я разглядываю обнаженного мальчика-пастуха. Таким он был, когда оценивал своего противника – великана Голиафа. Решительное лицо и совершенное тело. Гениально. У меня от восхищения пропадает дар речи; даже не верится, что Микеланджело был простым смертным.

– Это копия, – говорит Гэйб и берет меня за руку. – Настоящую статую, чтобы она не разрушилась под воздействием осадков и выветривания, еще в тысяча восемьсот семьдесят третьем году перенесли в Галерею при Академии изящных искусств. Если хочешь на нее посмотреть, можем завтра сходить.

Я качаю головой:

– Мы завтра уезжаем.

– Ах да. Ну тогда отложим до следующего раза. – Он крепче сжимает мою руку.

Радость, как пузырьки, заполняет меня всю: кажется, еще немного – и я взлечу.

Идем дальше. Мимо быстро проходят молодые люди, которые говорят на незнакомом мне языке. Их взгляды на секунду задерживаются на нас, словно мы с Гэйбом излучаем какую-то особую энергию.

Мое внимание привлекает странный звук. Габриэле тоже его слышит. Да это же скрипка плачет и манит нас к себе. Мы, не перемолвившись ни словом, ускоряем шаг. Напротив Лоджии Ланци – это аркадное строение со множеством статуй, своего рода музей под открытым небом – собралась толпа. Гэйб тянет меня вперед. Мы пробираемся сквозь толпу, и я вижу: под одной из арок играет на скрипке молодой блондин в джинсах и футболке.

– Рико, – шепчу я и прикрываю рот ладонью.

Рядом с ним стоит симпатичная рыжеволосая девушка. Она закрыла глаза и некоторое время раскачивается в такт музыке. А потом ангельским голосом начинает петь «Ave Maria».

Я чувствую озноб. Вся площадь словно бы разом притихла. Люди молча идут на волшебные звуки. Голос девушки отражается от вымощенного плиткой пола; у нас над головами проносится птица – она летит куда-то в ночь, и ее крылья хлопают в такт музыке. Кажется, даже статуи малоизвестных мастеров в глубине Лоджии Ланци слушают прекрасную музыку.

– «Ave Maria, – поет девушка, – gratia plena»[58].

Слезы застилают глаза. Габриэле притягивает меня к груди, обнимает двумя руками и упирается подбородком мне в макушку.

– «Ave, аve, Dominus»[59].

Голос певицы надрывает сердце и проникает в самую душу. Песня звучит все громче. Слезы текут у меня по щекам. Девушка берет последнюю ноту. Музыка умолкает. На площади на секунду воцаряется тишина, а потом слушатели разражаются аплодисментами.

– Браво! – сквозь слезы кричу я. – Браво!

Я поворачиваюсь к Гэйбу. Он сияет, и щеки у него тоже мокрые от слез. Он обнимает меня, но мы оба не в силах вымолвить ни слова. Да этого и не нужно. Как однажды сказала моя мудрая тетя: «Когда становишься свидетелем волшебства, пропадает дар речи».

Полночь. Двигатель мотоцикла смолкает, и я слышу звуки ночи: где-то вдалеке воет собака, громко стрекочут цикады. Габриэле за руку ведет меня по дорожке к гостинице. Мы заходим внутрь, пол скрипит, словно дом приветствует нас. Янтарный огонь в очаге слабо освещает кухню. Мы сразу идем к лестнице.

У меня в груди бьют крыльями дюжины колибри. Поднимаемся по лестнице. Может, войти в его комнату? Мы уже почти на самой площадке. Или мне следует идти дальше, в свою спальню под крышей?

На лестничной площадке Гэйб останавливается и поворачивается ко мне. Я так волнуюсь, что не могу дышать. Он вопрошающе смотрит на меня в темноте. Берет локон моих волос и наматывает его на палец. Сердце грохочет в груди. Его сильная рука обнимает меня за шею и притягивает к себе. Я чувствую на щеке его жаркое дыхание. Рот Габриэле всего в паре дюймов от моего. Отступать поздно: наши губы наконец встречаются.

У меня кружится голова, мой рот наполняет сладкий вкус портвейна. Меня бросает в дрожь. Я отступаю на шаг.

– Давно не практиковалась, – признаюсь я и сдавленно хихикаю. – Утратила навык.

– Не прибедняйся, Эмилия. – Гэйб снова притягивает меня к себе, но я упираюсь рукой ему в грудь.

– Серьезно. В последний раз это было одиннадцать лет назад.

Он прикладывает палец к моим губам:

– Тсс. Мы обсудим это позже, sì?

Прежде я всегда считала, что роль секса переоценивают, и лишь теперь поняла, что к чему. Та давняя непродолжительная связь с Лиамом дарила мне радость, я действительно получала удовольствие. Но с Габриэле это была настоящая магия. Надеюсь, наступит день, когда и Люси испытает нечто подобное.

Моя голова лежит на плече Гэйба, он рассеянно поглаживает большим пальцем мою руку и целует в макушку. У меня сжимается горло. Я не знала… я не позволяла себе думать о том, как сильно хочу снова услышать стук мужского сердца рядом со своим собственным.

– Ты очень страстная женщина, Эмилия. Поражаюсь, как ты смогла одиннадцать лет запрещать себе любить. Твоя душа просто переполнена любовью.

Я тяжело сглатываю. Утром я расстанусь с этим красавчиком – хозяином гостиницы. К полуночи мы с Люси и Поппи будем на Амальфитанском побережье. Я и Гэйб живем на разных континентах. Скорее всего, я больше никогда не увижу его. Я знала это, когда открыла ему свое сердце. И я уже начинаю по нему тосковать.

– Я буду скучать по тебе, – шепчу я, поглаживая волосы у него на животе.

– И я по тебе, мой огонек. – Гэйб крепче прижимает меня к себе. – Знаешь, большинство людей способны лишь высекать искру. Искры – это хорошо. Но ты, любовь моя, – настоящее пламя. – Гэйб приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз. – Ты разожгла во мне огонь, Эмилия. И я никогда тебя не забуду.

Я улыбаюсь в темноте. Тетя Поппи обещала снять проклятие, и мне не следовало в ней сомневаться.

Мы снова занимаемся любовью, но в этот раз медленнее. Я позволяю себе исследовать его тело и с радостью отдаюсь его прикосновениям, которые переворачивают мою душу. Когда все закончено, Гэйб тяжело опускается на подушки и закрывает глаза. Его дыхание постепенно замедляется.

Я жду. Как я должна поступить? У меня только что был потрясающий секс, лучший в моей жизни, и я заведена, как тугая пружина в часах. Такое чувство, будто я пришла на вечеринку на всю ночь, но все остальные уже устали и легли спать и только я одна хочу, чтобы веселье продолжалось.