Замешкавшись на короткое мгновение, она вложила пальцы в его ладонь, позволила себя потянуть на верхнюю палубу. Потом вниз, по крутым и узким ступенькам, на которых Степане приходилось держать ее руку над головой, чтобы не выпустить.

Нырнул во внутренние помещения, лукаво на нее посмотрев, потянул дальше, по узкому пустынному коридору.

– Мы куда идем? – она заволновалась.

– Уже пришли.

Степан остановился у двери каюты, достал магнитный ключ.

– Ты мне доверяешь?

Геля сглотнула, посмотрела испуганно, и медленно, будто через силу, кивнула. Степан приложил ключ к кард-ридеру, дождался зеленого огонька над ним и толкнул дверь.

– Это же твоя каюта, – девушка замешкалась на входе, не решаясь сделать шаг внутрь.

Степан не выпускал ее ладонь.

– Да, моя… Ты чего? Ты разве не хочешь на нее посмотреть?

Геля осеклась, покраснела:

– На к-кого?

Степан выпустил ее руку, озадаченно повел плечом:

– На коллекцию.

Ангелина шумно, с явным облегчением, выдохнула:

– Хочу, конечно, – прошептала. Голос изменил ей, стал сухим и хриплым – во рту пересохло.

– Ну тогда заходи!

Он отвернулся и нырнул в полумрак каюты.

Девушка шагнула внутрь и прикрыла за собой дверь. Его каюта была чуть больше, чем ее. Двуспальная кровать у стены застелена синим покрывалом, на нем – свежий комплект полотенец и горсть леденцов. Темно-синий ковер, узкий диван у окна, тумбочка, заменяющая журнальный столик и настольная лампа.

Степан шуршал у шкафа-купе. Геля пригляделась: он снял с креплений одну из дверец, осторожно отставил ее в сторону, прислонил к стене. За ней, между стеной и стойкой шкафа, оказалась узкая ниша, сформировавшаяся из-за углубления в стене. В ней, на вбитом под углом гвоздике весили несколько кофров.

– Что это?

– Коллекция, – Степан аккуратно вытащил кофры из тайника. Ангелина округлила глаза:

– А та, которая в шоуруме висит? Ты ее не планировал показывать?

Степан отмахнулся:

– Нет, конечно. Это все не то, что подойдет для финала.

– Ну не знаю, на Евровидении так делают. На конкурсах фотографий… Да много где.

– Значит, будем считать, что наш конкурс – исключение, – Степан небрежно отмахнулся, закрепил крючки вешалок на двери в ванную.

– А остальные конкурсанты?

– За остальных не скажу, Том и Ингрид точно не будут показывать то, что выставлено в шоурум, я видел, они работают с другими коллекциями. Том не знаю, справится ли без Крейга…

Он дернул молнию ближайшего кофра, распахнул, осторожно вытаскивая платье. Черное, с тонкой, будто капельки росы вышивкой. Сложное кружево.

Парень отошел в сторону, позволил Ангелине подойти ближе и рассмотреть.

– Подожди, это же та коллекция, которую ты показывал в Москве. Она не слишком понравилась Марии Стафф, как я помню, ты едва не провалил кастинг!

Он кивнул:

– Та да не та. Я изменил крой, усилил асимметрию, изменил форму вытачек, – он провел указательным пальцем по линии кружев. Ангелина бы и не подумала, что это – часть конструкции платья. – Раньше коллекция, действительно, была незрелая. Мария, конечно, права.

– Оно как… Как южная ночь, – прошептала Геля завороженно.

– Вообще-то обсидиан… – он выдвинул другие кофры, распахивая один за другим. – Шесть моделей. Огненно-рыжий взрыв, магма, пепел, потоки лавы, обсидиан.

Шесть платьев. Два первых – потоки люминесцентно-оранжевого шифона, того самого, что выбрала Ангелина в магазинчике в Барселоне. Алый с малиновыми переливами атлас-хамелеон с черными же вставками по лифу, юбке, с черным испанским кружевом. Черное платье с пепельно-серым чехлом и тонкими лентами люминесцентно-оранжевого шифона, будто сполохи, прорывающиеся из облаков пепла. Краски снова сгущаются, складки становятся тяжелыми, обволакивающими. Чтобы превратиться в финальную модель, ту самую, которую Степан назвал «Обсидиан» – строгое, выдержанное платье-карандаш с узким, как язык застывшей плазмы, шлейфом.

– Великолепно. Ты это все сам сделал, здесь?

– Ну естественно. Пока Фариди меня здесь запер, а ты отдувалась за нас двоих на втором туре. Основа сшита, чтобы пересобрать не надо быть белошвейкой, – он пожал плечами. – Примерить хочешь?

Девичья рука сама потянулась к «Обсидиану».

– А можно?

– Даже нужно. А то я без манекена вытачки переставлял, вдруг не «сядет»… Попробовал на себя примерить, но это то еще зрелище. – Он тихо засмеялся, растер подбородок – нервничал. – Не для слабонервных…

Девушка потянулась к подолу платья, смущенно оглянулась:

– Отвернись, – попросила шепотом.

Парень зажмурился:

– А, прости, не подумал. – Отвернулся к окну. – Модели переодеваются при нас, даже особо не заморачиваясь. Мы же как врачи, бесполые… в том смысле, что женское тело для нас – работа.

– То есть ты не испытываешь никаких эмоций при виде обнаженного женского тела? – девушка завороженно изучала ткань, гладила подушечками пальцев сложный рисунок, будто застывший порыв огненного ветра.

Стефан пожал плечами:

– Первое время смущался. Потом привык. Чужое тело – оно потому и чужое, чтобы на него не смотреть как на свое. В том смысле, своей девушки… – он прислушался к сопению за спиной.

– Своя девушка? Ты это еще как-то разделяешь?

Простой вопрос вызвал недоумение. Стефан молчал, прикидывая, что ответить:

– Ну а как же…

– И она у тебя есть? Девушка? – дежурный вопрос, который окончательно смутил парня.

– Как бы я подумываю кое о ком ночами, – он уклончиво отозвался, барабаня по стеклу. – Но она пока только разрешила себя поцеловать.

Ангелина обернулась на него: Степан стоял к ней спиной, послушно уперев локти в стену, теребил кончик хвоста.

– То есть сейчас, забыв отвернуться от меня, ты продемонстрировал то, что мое тело тебя интересует исключительно с профессиональной точки зрения? – Ангелина лукаво уставилась в его спину.

Парень вспыхнул – она видела это даже отсюда. Порывисто дернулся в ее сторону.

– Не оборачивайся! – скомандовала.

Он замер, снова повернулся к стене. Помолчав, решительно признался:

– Ладно, поймала. Я не отвернулся, потому что хотел посмотреть на тебя голенькую.

Коварная улыбка замерла на губах: он слышал, как Геля перестала дышать, легко представил, как покраснела до корней волос. Добавил мстительно:

– Что, съела? Вот и красней теперь.