Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Такая версия не представляется мне убедительной, – ответил я своему племяннику. – Вы исчезли и в течение многих лет не давали о себе знать. Почему они вдруг решили, что вы представляете собой для них угрозу?
У меня было еще много вопросов о причинах, по которым захотели устранить Александра.
– Ты отдаешь себе отчет, что поставил Кареллу в затруднительное положение, прекрасно зная, что он не имеет никакого отношения к этому убийству? – заметила Жюстина.
– Я всего лишь говорил вам правду, и у меня не было дурных намерений.
– Ну да, конечно… И ты хочешь, чтобы я этому поверила?
Мы продолжили делиться друг с другом всем, что знали. Жюстина доверительно сообщила нам, что находится в непростой ситуации, потому что, как легко догадался Александр, она в данный момент не при исполнении и не известила начальство о том, что ей удалось выяснить.
Оставив Александра в гостиной, мы вдвоем отправились на кухню, где Жюстина смотрела, как я готовлю кофе. Она попросила у меня разрешения закурить, я не возражал. Белые завитки дыма поднялись до самого потолка.
– Почему вы сказали мне тогда, что тоже из полиции? – спросила она, выпуская дым.
– Потому что это правда.
– Вы шутите, не так ли?
– Вовсе нет; я пятнадцать лет служил в полиции, пока не понял, что такая работа вовсе не для меня. Затем сделался отшельником, живущим на горе; в этом качестве я сейчас и нахожусь перед вами.
Молодая женщина улыбнулась.
– А все-таки почему вы ушли?
У меня не было желания вдаваться в подробности, воскрешать в памяти то неудачное дело и уход жены.
– А у вас самой никогда не было желания все бросить?
– Было.
Наступила одна из тех пауз, про которые говорят «ажан[36]родился».
– А кто та молодая женщина, которая была рядом с вами на похоронах?
– Камилла, подруга моего брата. Она до сегодняшнего дня помогала мне в расследовании, но похороны оказались для нее слишком тяжелым испытанием. Я проводил ее до дома, не сказав, что нашел своего племянника. Мне не хотелось еще больше волновать ее. Что касается Александра, что вы намереваетесь делать теперь, когда он у вас в руках?
– Мне трудно называть его этим именем, для меня он все еще Стефан.
– Думаю, Александр идет ему больше. Тем более что это его настоящее имя.
– Я бы хотела, чтобы он вернулся со мной в Ниццу и встретился со своей матерью.
– А по поводу расследования? Собираетесь информировать начальство о том, что узнали?
– Я еще ничего не решила, но в любом случае должна снять обвинение с Кареллы. Однако только по делу об убийстве Себастьяна Кордеро; за изнасилование он должен ответить по всей строгости закона.
– Ну а сейчас? Вы где-нибудь остановились?
– В «У Сезара».
– Не правда ли, в этой гостинице немного грустновато?
– Нет, по-моему, у нее есть некое старомодное очарование.
Так как я начал понимать ход ее мыслей, я догадался, что она иронизирует.
– Может быть, я покажусь вам чересчур дерзким, но мне будет спокойнее, если вы с Александром переночуете в шале.
– Скажите, господин Нимье, вы всем женщинам, которых встречаете, предлагаете провести у вас ночь?
– Нет, только тем, кто шпионит за мной и пытается проникнуть ко мне путем взлома.
– Тогда я позвоню в гостиницу.
– Даже не знаю…
По ее взгляду я понял, что она не в восторге от мысли остаться с нами.
– Я бы предпочел, чтобы мы сейчас находились не особенно далеко друг от друга. В последнее время я научился много чему не доверять. Пожалуйста, согласитесь.
Мы с Жюстиной повернулись к выходу из кухни. Александр стоял в дверном проеме и, очевидно, слышал добрую часть нашего разговора.
– Согласитесь, – повторил он.
– Двое против одного… Так уж и быть, я сдаюсь, но предупреждаю: у меня нет зубной щетки.
Александр устроился в моем логове – комнате, заваленной книгами и папками, в которых хранились тысячи фотографий. Жюстина выбрала голубую комнату, в которой прошлой ночью спала Камилла. Я же намеревался провести ночь в гостиной, на кушетке, которая была для этого далеко не самой удобной. Оставшись один, зажег сигарету и включил мобильник.
– Я надеялся, что ты не спишь.
– Нет-нет, я завариваю себе травяной чай, – ответил голос Камиллы на другом конце провода.
– Ты держишься?
– Более-менее. Что ты думаешь о церемонии?
– Все прошло хорошо, хотя я в этом не особенно разбираюсь.
Камилла ничего не ответила. В ее голосе я ощутил сильнейшую усталость и грусть, которую сегодняшние похороны должны были снова воскресить в ней.
– Хочешь, чтобы я повесил трубку?
– Нет, не беспокойся. Все пройдет, ты же знаешь. Но ты не рассказал мне, что произошло сегодня, когда ты покинул кладбище. Что ты от меня прячешь?
Со дня смерти Рафаэля я ничего не скрывал от молодой женщины. Мы вместе вели это расследование, делясь друг с другом всей информацией, какую только удавалось раздобыть. Но именно сейчас я решил ей солгать – во всяком случае, кое о чем умолчать. Я чувствовал, что не стоит во всех подробностях рассказывать ей то, что я узнал этим вечером. Завтра у нас еще будет время, чтобы обсудить все на свежую голову.
– Не произошло ничего особенно важного. В последнее время я тоже чувствую себя выбитым из колеи.
Удивительно, но Камиллу устроил мой ответ. Без сомнения, она была слишком утомлена, чтобы пытаться узнать все прямо сейчас.
– Спасибо, что позвонил, – сказала она будто для того, чтобы закончить разговор.
– Если тебе хочется поговорить, пожалуйста.
– Со мной всё в порядке.
В тот вечер я уснул достаточно быстро, у меня не хватило сил, даже чтобы раздеться. Слишком много ночей было проведено без сна, и теперь мне требовалось восстановить силы. За несколько минут я провалился в небытие, позволившее мне хоть немного отдохнуть от странной жизни, которая наступила для меня со дня смерти моего брата.
Я так и не понял, в котором часу это произошло.
Единственное, что помню: я резко проснулся от того, что увидел темный силуэт, который склонился надо мною и пытался лишить возможности двигаться, намереваясь вколоть в шею вещество, которое окончательно погрузит меня во мрак.
Что важно – все же лишь только это: одиночество, большое внутреннее одиночество.