Она сама не ожидала, что почувствует себя насколько сильной. Презрение переполняло ее, сочилось из всех пор ее кожи.

— Ты жалкий трусливый ублюдок. Давай, начинай! Только потом убей меня, иначе я сама убью тебя за то, что ты сотворил.

Она увидела, как по страшному лицу Инквизитора словно прошла рябь, а глаза превратились в черные точки. Гот ничего не понимал. Все должно быть совсем иначе. Обычно девушки заливались слезами, умоляли, потом пытались угодить ему, надеясь облегчить свою участь. Это только распаляло его, заставляя придумывать новые жестокости. Больше всего он любил видеть ужас на их лицах. И не выносил, когда что-то грозило испортить ему удовольствие. А эта наглая девка этого и добивается. О да, он сделает именно так, как она говорит. Изнасилует ее, а затем убьет… но сначала будет пытать — долго, с наслаждением, чтобы вдоволь полюбоваться болью в ее глазах. А потом найдет бабушку, которая сейчас, скорее всего, бегает по пожарищу в надежде найти любимую внучку.

Затея с поджогом цирка удалась на славу. Гот любил огонь. Это был просто порыв вдохновения. Он разом получил девчонку и разорил этих балаганщиков, которых так ненавидел. Если бы он мог вовсе перебить их по одному, как бешеных тварей! Но увы, бродяг-циркачей защищают эти дурацкие древние законы, которые давно пора отменить.

Гот поймал себя на том, что слишком медлит. Девчонка может принять его раздумье за нерешительность. Так не пойдет. Она не должна умереть, упиваясь своей победой.

— Как пожелаешь, моя сладкая девочка. Я знаю одно: сегодня я смогу получить от твоего восхитительного свежего тельца все, чего захочу. И если ты желаешь смерти сильнее, чем меня, ты ее получишь. Это самое меньшее, чем я могу вознаградить тебя за услуги.

Он поставил бокал на стол и с радостью заметил, как она вздрогнула.

— А потом, Элисса… тебя ведь так зовут, верно? Потом я буду пытать твою любимую бабушку — до тех пор, пока она не умрет. Надо непременно отблагодарить ее за то, что она помешала нам сегодня днем.

Девушка сжалась, словно хотела исчезнуть внутри собственного платья, и Гот расхохотался. Жалкая маленькая дурочка! И она еще пыталась бросить ему вызов!

— А теперь давай снимем с тебя эту крестьянскую одежду, моя дорогая.

Инквизитор двумя шагами пересек комнату, вынул из поясных ножен нож и коротким движением разрезал ей блузку и исподнее, оцарапав кожу. Показалась кровь. Порез был неглубоким, но очень болезненным, и Гот знал это. Элисса изо всех сил прикусила губу, чтобы не закричать. Всю свою боль она вложила в мысленный крик, обращенный к единственному человеку, который мог ее услышать. В том, что он услышит, Элисса не сомневалась.

В этот миг Саксен Фокс выходил из «Снопа пшеницы», и на его лице была написана мрачная решимость: клук твердо вознамерился оторвать Инквизитору голову… или что-нибудь еще. Но когда в ушах акробата зазвучал вопль Элиссы, он споткнулся от неожиданности.

«Где ты, Элисса?» — крикнул он в ответ.

По правде сказать, он почувствовал облегчение. Значит, она все-таки жива.

Жива — но в опасности.

Пока Гот притворно сетовал на свою неловкость и выражал сочувствие, Элисса рассказала Саксену, где оказалась — ей удалось запомнить дорогу.

«Поторопись, летун, — сказала она, глядя, как Гот слизывает капельки крови с ее груди. — Я в шаге от смерти».

Потом Саксену показалось, что невидимая веревка, натянутая между ними до предела, лопнула. Он не знал, что в этот миг зубы Инквизитора впились в нежный сосок девушки. Какой-то миг Элисса не чувствовала ничего, кроме безумной боли.

А потом заставила себя отправиться на поиски Цветов.

Этому ее научил Тор. Ты постепенно уходишь в себя и в конце концов перестаешь замечать окружающий мир, а вокруг разливается ослепительно яркое радужное сияние. Тор почему-то назвал это «Цвета». Правда, у Элиссы цвет получался только один — Зеленый, покойный и нежный. Но ей там нравилось. И теперь она вновь устремилась в Зелень. Это было единственное место, где можно было скрыться от Гота. Использовать против Инквизитора волшебство было не только бессмысленно, но и опасно: он носил перстень с камнем, который отражал подобные удары, направляя их обратно. Вообще-то, камень должен был сообщать Готу, что поблизости творится волшебство, однако сейчас ничего такого не происходило. Почему? У Элиссы не было ни времени, ни желания ломать над этим голову. Погружаясь в Зелень, она думала лишь об одном: пусть Саксен найдет ее раньше, чем Готу надоест эта игра. И еще она вспомнила Тора. Как жаль, что не он возьмет ее девственность.

Вкус крови привел Инквизитора в возбуждение. Сначала он собирался подольше подразнить и помучить девчонку. Но она слишком разозлила его, а кровопускание будило в нем похоть. Вожделение не оставляло времени для игр. Как она хороша в своей наготе! Отрицать это было невозможно.

Гот сорвал ленту, которой были перехвачены волосы Элиссы, швырнул девушку на соломенный тюфяк, и золотые локоны разметались во все стороны.

— А теперь, моя красавица… — пробормотал Инквизитор… и вдруг с гневом обнаружил, что жертва больше не сопротивляется. Ее тело безвольно обмякло, глаза были закрыты. Именно борьба придавала удовлетворению особый вкус. Вне себя от ярости, Гот с силой хлестнул Элиссу по щеке.

Уже погруженная в Зелень, Элисса знала, что ее тело страдает, но ничего не чувствовала. Она словно плыла по течению в ожидании освобождения — каким бы оно ни было.

— Сука! — заорал Гот.

Он ударил девушку кулаком в живот, потом вскочил и принялся пинать ее ногами. Но на лице Элиссы не дрогнул ни один мускул. Казалось, смерть, которой она так желала, уже наступила, и лишь легкий румянец указывал на то, что это не так.

С каждым пинком Инквизитор распалялся все сильнее. Вожделение затмевало рассудок. Он должен сделать это прямо сейчас. Если подождать хоть мгновение, его семя зальет этот омерзительный тюфяк и женщину, лежащую на нем, но не достигнет ее лона.

Он почти сорвал с себя одежду, представил, как выглядит его покрытое шрамами тело, и усмехнулся. Женщины просто не могли на него смотреть. Жаль, что эта девка, эта тварь его не видит. К счастью, огонь не коснулся его чресел и той плоти, что сейчас восставала, трепеща от нетерпения. Через миг она вошла в лоно Элиссы, без усилия прорвав тонкую преграду. Однако этого было мало, чтобы утолить ярость. Ему хотелось боли, криков… а их не было.

В тот миг, когда Гот уничтожил ее девственность, спасительная зеленая пелена вдруг растаяла, и взгляду Элиссы предстала странная картина.

Два существа- не люди, не животные, нечто среднее, очень странное. Смеются. Куда-то тянутся. Куда? И где это происходит? В лесу? Нет… вот какая-то чудесная поляна, окруженная деревьями. Цветы, каких она в жизни не видела, кивают головками от легкого дуновения ветерка, словно купая лепестки в солнечных лучах. На миг Элиссе показалось, что она чувствует их упоительный аромат. По гладким камням, у корней могучего старого дерева, бежал ручеек, солнце рассыпало в нем тысячи блесток. А под деревом, обнимая друг друга, сидели мужчина и женщина. Они были удивительно красивы: она — с молочно-белой кожей и соломенными волосами, он — крепкий и смуглый.