Старк только головой покачал. Глупенькая Джен! Разве это самое главное, какой у тебя был пульс?

Старик попытался как можно мягче объяснить Джен тот простой факт, что пульс – пульсом, поступки – поступками, но гораздо важнее, что ты при этом пульсе чувствуешь. И о чем, совершая поступок, на самом деле думаешь. Чем руководствуешься. Ради чего ты его совершаешь.

– Джен, милая моя, пойми, пожалуйста, это действительно самое основное, – усадив девушку рядом с собой, проговорил Старк. – Или просто поверь мне. Ты все это поймешь, когда будешь проходить Землю-12. Знаешь, какие у нас там проблемы? Люди на этой планете в большинстве своем – не мутанты и, в общем, даже не сволочи. У многих из них такие светлые чувства. Да у некоторых наших ангелов таких сияний не бывает, честное слово! Эти люди жалеют котят…

Джен тут же вспомнила о том, что ее брат бросил Рыжего Тафанаила, тонущего в яме с пластиковым дерьмом, и даже не задумался о его судьбе потом, когда ему уже не нужно было стремиться выиграть.

– Они искренне обливаются слезами над вымыслом, не говоря уже о реальных ситуациях.

Джен вспомнила, как ее брат выдавливал из себя слезу и радовался, что получилось натурально.

– Они делятся последней рубахой, прикрывают своим телом вражеские доты и спасают из огня чужих детей, погибая при этом сами. Многие из них – вегетарианцы, никакого мяса не едят. Некоторые даже комара на себе не убьют.

В этом месте у Джен Шортэндлонг не возникло никаких ассоциаций.

– А теперь копнем глубже, – продолжил Старк. – Посмотрим, зачем они это делают. Ну, тех, которые за все это рассчитывают попасть после смерти в местный рай (которого, кстати, как такового в природе и существовать-то не может), мы сразу отметем. С этими все ясно. Попробуем разобраться с теми, кто творит добро из сострадания к ближнему. Какое оно, это сострадание? «Не пожелай другому того, чего ты бы не пожелал себе». То есть, сострадая, человек ставит себя – себя, любимого! – на место того, другого. И в этом другом жалеет себя. Он не чувствует и не осознает, что это происходит именно таким образом. Скажи ему правду – он возмутится: «Не так все это, не себя я жалею!» Но ведь это именно так, именно себя.

– Я знаю, правильнее – «не пожелай другому того, чего этот другой сам не пожелал бы себе», – кивнула Джен.

– Точно! Этот вариант был более правильный. На Земле-12 его пока не существует. Но он обязательно должен был там появиться и со временем стать новым лозунгом.

Но что Джен было до других земель! Пусть Старик сто раз прав, пусть тысячу раз прав. Но ее брат сделал то, что от него требовалось. Его нельзя приравнивать к другим!

– Ну вот скажи мне, что нам делать со светлыми людьми двенадцатой Земли, которые искренне верят в то, что они просто так добрые? Брать к себе таких, с такими установками совершенно невозможно. Нянькаться с ними еще десять тысячелетий – сил не хватает, в самом прямом смысле. Бросать на произвол судьбы – жалко, у них, в отличие от твоего брата, есть реальные шансы изменить себя в лучшую сторону. Правда, в очень отдаленном будущем, но все-таки есть…

– У моего брата тоже должен быть шанс, – перебила Старика Дженифер.

Настроение у Джен давно перестало быть праздничным. Она забыла про то, что оставила себе частичку тела, и полностью перешла в тонкое состояние. Салатное платье, надетое на пустое пространство, смотрелось нелепо. Украшение Менса некоторое время покачалось в воздухе, зацепившись за краешек рукава, и соскользнуло на пол.

– У моего брата будет много шансов, – повторила Джен, и в пространстве перед ней возник образ застывшего сада. – Вы ведь исполните мое последнее желание?

– Джен, тебе не кажется, что это шантаж?

– Старк, а тебе не кажется, что Ризу можно предоставить несколько шансов просто так?

– Джен, я не был бы экспертом, если бы в своих решениях не опирался только на реальные факты. А исполнять желания восемнадцатилетних ангелов, которые ровным счетом ничего не смыслят в жизни… Просто так ничего не бы…

– Бывает! Бывает просто так! Если сильно захотеть, то бывает. А я хочу.

– Джени, ты не должна этого делать, – покачал головой Старк. – Я не могу тебе помешать, потому что я – ангел и ты – ангел. И я не могу пожелать тебе того, чего ты сама не собираешься себе желать. Но я прошу тебя, попробуй передумать. Даже в самый последний момент еще можно передумать. Ты еще маленькая. Ты не права. Не делай того, что ты собираешься делать…

Старк понял, что Джен его не послушается. Еще недавно он в этом сомневался. А теперь ему было так плохо, как бывает плохо только ангелам. И с этим состоянием оставалось только смириться.

– Хорошо, – сказал Старк. – Но прежде чем… Спустись в библиотеку и выбери подходящие нереализованные варианты. У тебя еще есть время.

– Нет, – покачала головой Джен. – Я не умею работать с вашей скоростью и поэтому не хочу рисковать. Пусть их подберут Димка с Рональдом.

И Джен вылетела.

…Джен стояла на вершине невероятного, крутого склона, внизу которого медленно бушевал густой перламутровый океан. На первый взгляд казалось, что огромные, величиной по меньшей мере с трехчетырехэтажный дом волны просто застыли на месте, а хлопья пены непостижимым образом висят в воздухе. Но стоило постоять над океаном минут десять, чтобы заметить, что картина меняется: одна волна разбивается о берег, захватывая с собой все, что попадается ей на пути, откатывается назад, а на смену ей уже несется с такой же скоростью – колыбельная для черепахи, как говорил Рон, – ее подруга. Это было безумное, завораживающее зрелище.

Но еще более любопытен был сам склон, вся поверхность которого состояла из длинных и узких, не шире двух метров, террас, покрытых роскошной, совершенно неподвижной растительностью. Стены, поддерживающие террасы, были выложены серым камнем, но его не было видно нигде, кроме самого нижнего уровня. Из этого же камня была построена лестница, уходящая в глубь океана. Сад был почти мертвым. Он умер всего-навсего мгновение назад. Птички, упавшие в траву, остались теплыми, бабочки и стрекозы, сидящие на цветках, не успели соскользнуть на землю, капелька росы, готовая сорваться с кончика бутона новорожденной лилии, так и не сорвалась. Белые лошади, к которым приходила Джен, лежали на одной из нижних террас над океаном.

Обычно Джен летала в этом саду. Она осторожно спускалась по ступенькам, боясь нарушить оглушительную тишину, постоянно царившую над беснующимся океаном. Доходила до жеребенка, который лежал ближе всего к лестнице. Садилась на камни. И долго-долго смотрела вниз. Иногда она проходила вдоль террасы. Старалась не касаться ни кустов, ни деревьев. Только раз или два она дотрагивалась до мертвых животных, однажды тихонечко погладила по холке жеребенка. Каждый раз Джен посещало одно и то же видение – слишком уж эти террасы походили на гигантскую декорацию к сказке о спящей красавице. Она представляла себе, как сад оживает. Она представляла себе это много, много раз и в принципе считала, что может заставить его ожить. В этот раз Джен не хотелось оживлять сад. По правде сказать, я не знаю, даже примерно, о чем она думала и что чувствовала. Я могу описать то, что произошло, исключительно глазами стороннего наблюдателя.