Так и застыв с вытаращенными глазами, Иван напряжённо о чём–то размышлял, начёсывая уже порядком покрасневший подбородок. Матвей отсутствующим взглядом блуждал по помещению, словно передвигающийся в темноте от стенки до стенки пьяный. М-да… задала я ребятам задачку… Ничего, пусть попотеют — возможно, вместе мы всё же найдём всему этому логическое объяснение, без которого я уснуть спокойно не смогу: как можно спать в одной комнате с «живым» неодушевлённым предметом, не представляя, чего ещё от него можно ожидать?

— Жду ваших соображений насчёт увиденного, — улыбаясь, сказала я.

— У меня только одно соображение, — угрюмо начал Матвей и, помолчав немного, сокрушённо закончил: — Пить надо меньше.

— Иван?

— У меня тоже только одно соображение… это волшебство, — сказал Иван и растерянно посмотрел на нас, очевидно сам не понимая, как мог сказать такое.

— И тебе тоже, — угрюмо пробурчал Матвей, косясь на Ивана.

— Что мне тоже? — не понял Иван.

— И тебе тоже пить нужно меньше, — так же угрюмо пробурчал Матвей и совсем сник.

— Я что, тоже перебираю со спиртным? — прыснула со смеху я. — Простите, но я сегодня вообще ни капли не выпила. Дыхнуть?

— Тогда, может, сазан был галлюциногенный? — не унимался Матвей.

— О да–а–а… — поддержала я его шутку, едва сдерживаясь от смеха. — Наверняка наркомана слопал.

— Тогда твоя версия?

— Без понятия, — откровенно призналась я. — Если притяжение ещё и можно было бы с натяжкой объяснить действием каких–нибудь магнитов, то появление резьбы и укорачивание… Разве что завял и усох.

Ребята вскинули на меня удивлённые глаза, и, как по команде, мы весело расхохотались.

— Нашла петрушку, — хохотал Матвей, откровенно потешаясь над моей идеей.

— В общем, так, — твёрдо сказал Иван, снова становясь серьёзным. — Предлагаю перестать ломать мозги и на этом закончить, потом подумаем.

— Дело говоришь, — охотно согласился Матвей и юркнул в ванную комнату.

По правде говоря, я не чувствовала никакой угрозы — по крайней мере, для себя лично — от браслета, но его живучесть меня немного смущала. Поразмыслив, я взяла с полки банку с растворимым кофе и пересыпала содержимое в пакет; потом сняла с руки браслет, положила его в небольшой чистый целлофановый пакетик и аккуратно опустила на дно банки, а банку закрутила крышкой. Теперь пусть попробует выбраться… хотя если он умудряется оживать, то может найти способ и выбраться. Бррр, лучше не думать об этом, иначе такого понапридумываю, что единственным способом обезопаситься от украшения сочту не что иное, как снова затолкать его в рот проплывающей мимо и ничего не подозревающей громадной рыбине…

Этой ночью я долго не могла уснуть — снова калейдоскоп мыслей, рисующих в воображении сменяющие одна другую картинки. Вначале это был браслет, превращающийся в прекрасного Ивана–царевича, слепящего голливудской улыбкой; затем сазан, подобно сказочному киту, проглотившему целую флотилию кораблей, заглатывающий в Карибском море царскую яхту с прекрасным принцем на борту… на руке принца, разумеется, мой браслет; потом ещё какая–то белиберда… Понятия не имею, как я умудрилась заснуть, но точно помню, что во сне, до самого утра, наслаждалась просмотром многосерийного приключенческого фильма о похождениях бравого волшебного браслета…

Я проснулась от странного ощущения, что на меня кто–то пристально смотрит. Быстро скользнув полусонным взглядом по сторонам, я упёрлась в… Баксика, скромно сидящего у изголовья кровати в ожидании моего пробуждения и тихонько жалобно поскуливающего, переминаясь с лапы на лапу.

— Привет, малыш, — ласково сказала я и почесала за ушком мигом подскочившего ко мне щенка.

Счастливый Баксик уткнулся мордой мне в лицо и принялся поспешно — пока не прогнали — его вылизывать своим тёплым, шершавым языком.

— Говоришь, умываться пора? — засмеялась я, отворачивая лицо в сторону — точно дырку пролижет. — Сейчас я тебя выпущу, — сказала я и, спустив ноги с кровати, влезла в тапочки.

Баксик, радостно тявкая, опрометью бросился к закрытой двери и застыл рядом с ней в позе спринтера, готового по сигналу сорваться с места.

Быстро набросив халат, я открыла дверь в кухню–прихожую, потом — на улицу. С радостным визгом–рёвом щенок слетел по ступенькам и скрылся за домиком. Проводив его взглядом, я огляделась по сторонам — красота! Солнце уже давно встало, но до полуденного пекла было ещё далеко — самая комфортная погода. Ни ветра, ни облаков, воздух уже прогрелся, но ещё не настолько, чтобы загнать измученных зноем людей и животных — кого в помещение под кондиционер, а кого и в прохладную воду реки. Вокруг не наблюдалось ни души, похоже, все рыбаки давно покинули базу и в данный момент сидели в заякоренных лодках где–нибудь у камышей, терпеливо ожидая поклёвку. Из села доносилось недовольное кудахтанье потревоженных кур и пронзительные крики голосистых петухов; где–то мычала корова, явно чего–то требуя от нерасторопного хозяина. Кра–со–та. И этим всё сказано.

В отличие от тех, кому в такую потрясающую погоду нужно было работать, нам повезло: сегодня мы проведём целый день в безмятежном отдыхе на пляже, периодически регулируя тепловой баланс организма в чистой, проточной воде красавицы Волги. Хотя… кто сказал, что на пляже или рядом с ним нельзя будет половить рыбу хотя бы на обычную поплавочную удочку? Это же Волга!

Появившись из–за угла, тяжело двигая непомерными бёдрами, ко мне подошла пышнотелая женщина — по–моему, горничная. Мне показалось, что она ждала появления кого–нибудь из нашего домика. Скрестив руки на груди и рассерженно сдвинув брови — и когда это она с утра успела разозлиться? — женщина заговорила тонким писклявым голосом, никак не вязавшимся с её внешним видом, кивнув в сторону появившегося из–за угла Баксика.

— Ваша Жучка… — начала было она…

— Жучок, — я осторожно поправила её, приветливо улыбнувшись. — Зачем в такое замечательное утро портить друг другу настроение?

— Какая разница? — возмущённо продолжала женщина. — Ваш щенок не дал мне убраться в домике! Сначала он не хотел пускать меня на порог — рычал и пытался укусить за ногу. Ладно, я всё же зашла. Но щенок не дал мне даже пол помыть — вцепился зубами в тряпку и чуть её в клочья не порвал! Или избавьте меня от его присутствия, или я отказываюсь у вас убираться!

— Простите, пожалуйста, мы забыли проинформировать его о том, что вас можно впускать, — я попыталась обратить разговор в шутку, но, увидев, что от моей шутки лицо горничной начинает покрываться багровыми пятнами, быстро добавила: — Ещё раз простите, он больше вас не тронет, обещаю.

Бурча себе под нос что–то непотребное, тётка удалилась.

— Малыш, ну что ты, в самом деле, — укоризненно качая головой, обратилась я к подбежавшему щенку. — Почему не дал тёте убраться? Ты что, косточку где–то в углу заныкал и боялся, что горничная её стащит? Так не бойся: та косточка уже наверняка давно протухла, и если тётка её и съест — ей же хуже, как пить дать отравится.