Никогда в Польше надежду на войну и на битву не отталкивали, напротив, как всегда, так и теперь, она была для многих заманчива, очаровательна, притягивала их.

У избранных королевой предводителей были трудности только в выборе. Огромными группами прибывала шляхта из разных земель, просясь под хоругви, но среди неё нужно было производить строгий отбор. И хоть половина этих рекомендующихся рыцарей без шлема и брони, или даже без коней и оружия, должны были возвращаться домой, не принятые, несмотря на это, нашлись тысячи для экспедиции в Чехию.

Зародилось сомнение относительно того, должен ли тринадцатилетний королевич своей персоной идти и завоёвывать себе сердца молодостью и любовью, какую она пробуждает?

Тут даже королева заколебалась… Казимир был готов, Владислав рвался, но его решительно не пускали, паны Совета не хотели даже позволить ехать королевичу. Только командиры того отряда, который был предназначен для Чехии, хотели иметь своего избранного короля в качестве знамени.

Не было ни малейшего сомнения, что дойдёт до битвы.

Можно ли было подвергнуть подростка её неопределённому жребию?

Были дни, когда королева становилась матерью, прижимала Казимира к груди и отдать его не хотела. Приходили потом иные дни, когда блеск короны делал её бесчувственной и ослеплял, готова была отпустить сына.

В конце концов мать победила королеву и Казимир в Чехию не пошёл…

Вместо него кипящий желанием боя Владислав, когда уже достиг совершеннолетия, хотел сам идти воевать. Все были единодушно против…

В Краковском замке было беспокойство и ожидание, когда по прошествии нескольких месяцев Грегор из Санока однажды увидел совершенно незнакомого ему человека, входящего в его каморку, в которой он работал над любимым поэтом.

Был это мужчина лет уже сорока с небольшим, делая вывод из фигуры, придворный и человек достойный. Скромная одежда была со вкусом и некоторой изысканностью подобрана к лицу и фигуре. Совсем незнакомое лицо, голос, когда заговорил, так же ни о чём ему не напоминающий, первое приветствие сделали холодным. Незнакомец не говорил своего имени и дивно улыбался.

– Магистр Грегор, – сказал он ему, – помните ли ещё молодые ваши годы и путешествие в Германию? Ведь я не ошибаюсь, вы много путешествовали?

– Да, – ответил Грегор, которому было приятно воспоминание о молодых годах, – я странствовал как один из вагантов, per pedes apostolorum.

– Значит, вы вспомните, может, ваше пребывание в Гедельберге? – добавил незнакомец.

Магистр с великим вниманием посмотрел на говорившего.

– Лауен? – воскликнул он, подавая руку. – Не правда ли?

Незнакомец вытянул к нему обе руки.

– Да, Лауен, – сказал он с некоторым волнением. – Вы сразу меня не узнали, да и я, если бы не знал, кто передо мной, не отгадал бы в серьёзном духовном муже того весёлого юношу, который таким чудесным голосом песни студентов пел.

– Прошли эти времена! – вздохнул магистр. – Песни забылись, печаль охватила душу.

Они сидели рядом.

– Но откуда вы здесь? – спросил хозяин. – Вижу, вы остались жить в миру. Что вас сюда в Польшу пригнало?

Этот вопрос, казалось, немного обеспокоил гостя, хотя должен был быть к нему приготовленным.

– Я… по дороге в Силезию, куда меня вызывают мои фамильные дела. Там у моей матери есть собственность. Я узнал о вас в Кракове и специально задержался, чтобы вспомнить с вами старые добрые времена.

– Какую профессию вы себе выбрали? – вставил Грегор.

– Я служил при дворе императора Сигизмунда, – говорил Лауен, а теперь числюсь уже только в свите короля Альбрехта, хотя никаких обязанностей не выполняю.

Говоря это, он немного опускал глаза и краснел, покручивал усы, говорил как-то робко.

– Мне говорили, – прибавил он, – что вы занимаете достойное положение при молодом короле. До этой поры, по правде говоря, вы уже должны были бы добиться очень высокой должности.

– Не желаю её!! – живо прервал Грегор. – Верьте мне, что покой и работу над книгами я ставлю превыше всего.

Меня вынудили быть на службе у молодого короля, но эта служба неопределённая, нетяжёлая и едва заслуживает это название. Тем лучше.

– Ваш король молоденький, ему нужен совет более опытных мужей, – сказал Лауен.

Это замечание Грегор сбыл молчанием, занявшись хлебосольным приёмом старого знакомого.

Лауен, бедный коллега шляхетского происхождения, в то время готовился к духовному сану. Их сближали некоторая симпатия и сходство характеров. Оба любили поэзию и песни.

Грегор начал содержательно рассказывать о своём возвращении на родину и о том, что с ним там случилось. Старые приятели смотрели друг на друга, говорили и, наверное, находили в себе большую перемену. Время от времени кто-нибудь из них ударял по старой весёлой ноте, улыбались и затем оба становились серьёзными.

– Правда ли, – после долгой паузы сказал Лауен, – что ваш младший королевич выбирается в Чехию против Альбрехта?

– Его выбрали, – сказал Грегор, – а короны не отталкивают.

– Да, но её вам с кровью придётся завоёвывать.

– Кажется, что к этому готовятся, – ответствовал магистр, – но меня об этих делах не спрашивайте, ибо я питаю отвращение к ним, и не хочу в них вмешиваться.

– Однако каждый день они, должно быть, бьются о ваши уши? – спросил Лауен.

– Да, в одно ухо влетает, из другого вылетает, чтобы мне голову не занимали, – молвил Грегор.

Лауен, казалось, раздумывает, и сказал через минуту:

– Меня они живее интересуют, потому что с наукой и книжками я порвал, и стал бездельником, а всё-таки зять Сигизмунда – мой господин. Альбрехт – муж благородный, вы имели бы в нём хорошего союзника, а делаете его врагом себе. Это человек сильной воли, проверенный и деятельный, нелегко его переварите, а от Чехии он не откажется.

– Всё это сможет быть, – сказал Грегор, – но у нас желание к войне побеждает, все собираются, или уже пошли, как думаю, или скоро выйдет в Чехию.

– Он встретится там с Альбрехтом, – добавил Лауен.

Насколько Грегор не показывал склонности к разговору, настроенного на этот тон, настолько пришелец, казалось, хочет его поддержать. В конце концов магистра это поразило.

Час и больше прошло на таких равнодушных вопросах и ответах.

Наконец Лауен встал и, хоть не очень охотно, собирался уйти. Подумал немного и снова сел.

– Война, – сказал он, – это всегда катастрофа, вы при королеве и короле, у меня есть доступ к Альбрехту. Что бы вы сказали, если бы мы попробовали её предотвратить?

Удивлённый Грегор пожал плечами.

– Я не чувствую к этому призвания, – отвечал он.

– Поговорим открыто, – сказал Лауен. – Я могу доверять вам. Если бы я, допустим, был послан для переговоров, не найдётся ли такое средство для сближения и примирения?

– Я должен был бы отнести это к королю или