— Очень рада слышать. Но как он будет добираться до бара?

— Он хочет, чтобы у него была транспортная карта. Тогда он сможет пользоваться трамваем. Еще одно важное умение.

— Не уверена, что он готов…

В этом же году, некоторое время назад, мы провели эксперимент, попросив Хадсона предпринять небольшую поездку на трамвае в одиночку, и он пропустил свою остановку. Поиск Хадсона обернулся сильным стрессом как для него, так и для Рози.

— Мы с ним разобрали этот инцидент. Судя по всему, ты снабдила Хадсона лишь расплывчатыми описаниями ориентиров, при том что трамвайные остановки имеют недвусмысленные обозначения, включающие в себя номер маршрута и номер остановки. С такими инструкциями даже я с трудом нашел бы дорогу.

— С этим не буду спорить. Я просто думала про безопасность…

— Мельбурн — один из наиболее безопасных городов в мире. Вероятность того, что ребенок станет жертвой насилия, находясь в общественном транспорте, весьма низка, но пресса обращает на эти случаи несоразмерно большое внимание. Тут как с нападениями крокодилов на человека. У Хадсона куда больше шансов быть убитым или искалеченным, когда…

— Поняла, поняла. Думаю, это хороший знак. Хадсон начинает сам себе прокладывать дорогу в жизни. Может, это проявится и в том, что в школе он станет вести себя активнее, но… Погоди. Что там с переводом в параллельный класс?

Я улыбнулся:

— Этот пункт он принял.

По непонятной мне причине его требование оставаться в том же классе незаметно перешло из категории ультимативных в категорию обсуждаемых, а затем — в категорию несущественных.

— А знаешь почему? — осведомилась Рози. — Он хотел куда-то деться от Кролика. А теперь получил все, о чем просил, и ему больше не нужно делать из смены класса рычаг давления.

Дейв несколько раз заходил в бар, чтобы помочь мне, но обнаружил, что ему трудно находиться в окружении людей, употребляющих алкоголь, и не присоединяться к ним. У меня, напротив, имелось правило не пить ни до, ни во время работы. В результате мой уровень потребления спиртного значительно снизился.

— Лучше я поеду домой, наделаю еще кубиков, — заявил Дейв в конце барной смены, которая, как позже выяснилось, стала для него последней.

— Это уже похоже на навязчивую идею, — отметил я. — Возможно, тебе следует показаться психиатру.

— А ты погляди, — показал он. — Новые штаны. Семнадцать фунтов скинул. А еще… Хадсон тебе не говорил?

— По поводу чего?

— У нас первая продажа.

Дейв вытащил телефон и показал мне сайт. В верхней части страницы значилось: «ДК². Деревянные Кубики Дивного Качества. Сделано вручную в Австралии. Мастер — Дэвид Бехлер».

— Хадсон решил, что «Дэвид» звучит художественнее, чем «Дейв».

— Но тут ведь какая-то ошибка с ценами, верно? Эти изделия кажутся невероятно дорогими.

— Потому что ручная работа. — Дэвид рассмеялся. — Мне тоже сначала так показалось, но Хадсон рассказал, как его приятель Карл выставляет цену для одежек в своем магазине, и я подумал — какого черта, если что, всегда можем сбросить. Но уже по крайней мере один человек явно считает, что мои кубики того стоят.

Я поднял тему проекта «ДК²», когда отвозил Хадсона в школу. Пришлось ждать дождливого дня, поскольку теперь сын по умолчанию пользовался трамваем.

— Кто придумал название бренда? — спросил я. — «Деревянные Кубики Дивного Качества»?

— Дейв и я. Ты всегда говоришь — «лучшее качество в мире» и прочее в этом роде. Так что ты тоже тут как бы поучаствовал.

— А как насчет аббревиатуры?

— Это я. Дейв не большой специалист по математике.

— Выражено некорректно. Должны быть скобки: (ДК)². Тогда будет понятно, что и Д, и К возводятся в квадрат. Юджиния должна бы учить тебя построже.

Последнее утверждение являлось легкой шуткой, но Хадсон не засмеялся.

Тринадцатую годовщину свадьбы мы с Рози отметили в «Библиотеке». Это было идеальное место для празднования — заведение, явившееся результатом нашего совместного проекта по улучшению наших собственных жизней, жизни нашего сына и некоторых наших друзей — и, судя по всему, растущего числа постоянных посетителей.

Как и на каждую годовщину, я преподнес Рози подарок в соответствии с общепринятой системой. Тринадцатая — «кружевная». Поэтому я вручил ей высококачественные кроссовки с кружевными декоративными элементами.

— Тебе необходимо больше физических упражнений, — напомнил я. — Чем старше мы становимся, тем больше усилий нужно предпринимать для поддержки здоровья. Разумеется, мне бы хотелось, чтобы мы оба жили как можно дольше, дабы наш брак мог продолжаться.

Рози рассмеялась:

— Хорошее уточнение. И подарок хороший. Я сверилась с тем, что принято дарить на эту годовщину, и ожидала, что ты мне вручишь кружевное… ну не знаю… хотя, конечно, кружавчики — это не мое.

— Значит, подарок подходящий?

— Как всегда. Мне и правда надо все-таки добраться до зала. Как-то урвать время между баром, и моей настоящей работой, и Хадсоном, и стиркой. Знаешь, когда я рассказываю, что ты каждый год меня вот так поздравляешь, мне страшно завидуют. Говорят — ты великий романтик. Так оно и есть.

Она поцеловала меня. Не заметили ни Хадсон, ни посетители: их внимание полностью поглощали телевизоры, книги, компьютеры и телефоны.

Я не считал себя романтиком. День годовщины был отмечен в моем ежедневнике, список символов находился в публичном доступе. И я бы не смог внедрить эту традицию без внешнего поощрения — точнее, наставления.

Казалось, Рози прочла мои мысли:

— Это же Джин предложил такую идею, да?

— Изначально — да. Это не секрет.

— Я знаю. Но ты ему многим обязан. Мы ему многим обязаны.

Утверждение Рози было справедливым, но все же весьма необычным.

— Ты ненавидишь Джина, — отметил я.

— Никого я не ненавижу. Кое-какие его поступки меня очень огорчали. Но он был твой друг, и я не хотела вставать между вами. По-моему, ты по нему скучаешь.

В годовщину нашей свадьбы моя жена сделала совершенно необычайное признание. В ответ следовало проявить полнейшую откровенность.

— Возможно, — произнес я.

— Дон, может быть, тебе стоило бы как-то протянуть руку Джину. Ты же вечно пытаешься убедить Клодию, чтобы она с ним помирилась. Тебе не кажется, что это с твоей стороны отчасти… как бы проекция?

— Проекция моих эмоций? Не исключаю. Однако между мною и Джином за одиннадцать лет ничего не изменилось. А значит, нет никакой рациональной причины для нашего воссоединения.