Аля сказала все это тоном, не терпящим никаких возражений, как будто только ей было известно, как избавиться от беспокойства.

– Ну конечно, что ж тут непонятного?

Они приблизились к главной точке роденовского воплощения миропредставления. Алексей Сергеевич особенно любил разглядывать маленькие фигурки цепляющихся за жизнь людей, застигнутых вдохновленным Данте ваятелем в самый яркий миг своей борьбы. И несмотря на предсказуемость следующего мгновения, было тут нечто потрясающее откровением, магическое, глубинное проникновение в человеческую природу. То, что невольно заставляет подумать и о своей миссии, сверить карты и ориентиры. Они стояли на этом месте далеко не первый раз, но еще более ввергнутые в шок буйным гением мятежного духа, оставившего потомкам отпечаток воли к жизни, разрушаемой как возмездие за порок. Здесь, кроме напоминания, что жизнь коротка, всегда звучал немой вопрос: «А ты, ты-то что делаешь? Куда, в итоге, идешь, к чему стремишься?»

– Может, наш мир в действительности не что иное, как полигон испытаний для человеческой сути, механизм селекции, деления на тех, кто получит билет в новый мир и кто будет предан забвению? – зачарованно шептала Аля, прижавшись к нему. И Алексей Сергеевич нежно обнял жену, с ласковой трогательностью провел ладонью по ее плечу.

– Так что тебя беспокоит? – спросила она, неожиданно повернувшись и оказавшись лицом совсем близко к его лицу, так что дыхание каждого стало их общим дыханием.

Алексей Сергеевич и до того знал, что ему придется рассказать о своих сомнениях. И этот момент пришел, вернее, она его создала.

– Знаешь… – сказал он, немного помедлив и не выпуская жену из объятий, – мне сегодня впервые не понравилось то, что я сделал. Хотя уже много лет я горжусь своей ролью и своей работой.

– Что же тебя смущает? – хотя взгляд Али все еще был мягким, в нем отразилась спокойная серьезность и готовность прийти на помощь.

– Все это время во Франции я работал как бы «за», вроде бы на позитив. Мы создали уйму зацепок для совместной работы с французами, развили проекты по космической теме, по созданию нового самолета, по модернизации вертолета… Я очень рад своей прямой причастности к этой работе, интересной, азартной и важной для государства.

Аля не перебивала мужа, только слушала со всей чуткостью, на которую была способна женская натура. И краем глаза посматривала, чтобы никто не приблизился к ним настолько, чтобы мог услышать их страстный полушепот. Медленно, все так же обнявшись, они удалялись от «Врат ада» в глубь сада.

– А теперь?! Сегодня я впервые работал «против», на пустой негатив. И уловил гнилость, потворство разрушительного мракобесия. Теперь чувствую, что внутри остался неприятный осадок. После нескольких встреч и переговоров с одной крупной оборонной компанией – крупным игроком мирового уровня в оборонной сфере – мы убедили их прекратить переговоры с украинцами, которые хотят модернизировать с ними боевые вертолеты.

– Ах, вот оно что, – слегка преувеличенно и наигранно проронила Аля, – у тебя раздвоение личности…

– Да какое тут, к черту, раздвоение! Мы с украинцами в нормальных, конструктивных отношениях… вроде бы. Но к модернизации вертолетов их не подпускаем, хотя… у них и завод свой есть по ремонту.

Алексей Сергеевич как-то ненатурально проглатывал слова «украинцы» и «них», как будто вырывал силой эти слова из собственных уст.

– Не та ли это компания, где на приеме полгода назад мы неожиданно встретили Юрчишиных?

– Именно. Вот ведь ты молодчина, все помнишь!

Глаза Алексея Сергеевича ожили – он вспомнил, как увидел Андрея Анатольевича как раз в тот момент, когда брал со стола два бокала с вином – себе и Але. Юрчишин работал в Турции и здесь оказался по какой-то заковыристой случайности, поэтому признавать друг друга знакомыми на глазах у французов было крайне нежелательно для обоих. Теплая встреча с традиционным «А помнишь?» сразу же поставила бы его в ряд возможных представителей российской разведки. Юрчишин также мгновенно разгадал ситуацию и, беря тарелку с яствами, поздоровался с Алексеем Сергеевичем одними глазами, беззвучно, без эмоций, чтобы ни единый мускул на лице не дрогнул, как могут здороваться только профессионалы. Конечно, он тут «под крышей», в этом у Артеменко не было никакого сомнения. Алексей Сергеевич оценил этот жест. Хотя в той ситуации не было ничего удивительного. Удивительным было то, что и Аля с Тоней – и Алексей Сергеевич это хорошо видел – тоже поздоровались короткими вспышками взглядов и разошлись по разные стороны зала. И только исподволь, очень короткими, беглыми взглядами по-женски оценили друг друга.

– Еще бы не помнить. Тоня-то постарела очень конкретно, хотя одеваться стала просто шикарно, стильно… – задумчиво сказала Аля. А затем опять внимательно посмотрела на мужа. – Лешенька, тебе, я вижу, трудно даже говорить «их», «у них», не правда ли?

Теперь глаза Али смотрели испытующе, изучая каждый импульс мужа. Так хирург изучает пациента перед сложной операцией. Но так же иногда изучает женщина болезнь любимого мужчины или ребенка. Аля хотела понять природу его сомнений, но он и сам еще не пришел к четкой оценке собственных ощущений.

– Да, – признался он вдруг, – я никогда не разделял украинцев и россиян, всегда считал, что все мы – русские люди. Независимо от национальности и корней. Ведь у нас – единая культура, единая история, единые истоки и… единая душа.

– А ты не можешь просто считать, что ты выполнял особое задание? Свое задание, которое является частью твоей жизни? – Она попыталась упростить ситуацию или хотя бы прощупать, возможно ли это.

– Я пытаюсь. Но мне все равно не по себе, какая-то скованность преследует. И кажется, что сейчас совсем не те отношения между украинцами и россиянами, что были даже несколько лет назад. Приход Путина стал медленно менять ситуацию. Все отщепенцы перестали быть просто чужестранцами со своими интересами, а превращаются во врагов. Все, кто не с нами, теперь против нас… А я чувствую себя если не предателем, то каким-то двуличным…

Аля прижала двумя тонкими пальчиками его губы, заставив замолчать.

– Ты преувеличиваешь, я точно это знаю. Вижу, что нам надо куда-то за город, больше побыть на природе. Ты должен пережить, переспать с этим, а потом прислушаться к голосу изнутри. Ты вообще кто – россиянин, украинец?

– Не знаю, – ответил Алексей Сергеевич шепотом.

– Генерал! Теперь у меня мандраж. Не пойму отчего: от стыда ль? От страха ль?

Несколькими строками Бродского Аля намеревалась свести все к шутке. Но Алексей Сергеевич насупился и посерьезнел.

– Я уверена, что ты преувеличиваешь проблему. Конечно, ее нельзя загонять в угол, но и раздувать не стоит. Слышишь?!

– Договорились!

– Вот что, поехали пить вино, но не на Риволи, а за город. Поехали в Сен-Женевьев-де-Буа, хочется русского запаха, духа русского, которого тут чудовищно мало и которого так хочется порой вдохнуть. – Аля решительно увлекла мужа.