Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет уж, на этот раз мы молчать не будем! Идем!
Дед устремился вперед. Мы с Андреасом без энтузиазма последовали за ним.
– Зато дома он нас кексом угостит, – сказала я ободряюще.
Кекс оказался старым и засохшим. Мы вяло жевали его, сидя на диване. Везде валялись растерзанные газеты и последние выпуски «Спутника». В квартире было необычно тепло, даже жарко. Дед жег уголь не экономя: все равно, говорил он, ГДР скоро придет конец.
– Вот вам пример! – дед помахал «Нойес Дойчланд». – Этому преступнику румынскому, дворцестроителю хренову, Хонеккер вручил орден Карла Маркса! Да если б Маркс об этом узнал, он бы в гробу перевернулся! Точно вам говорю!
Он ткнул на фото румынского генсека Николае Чаушеску.
– Все, возвращаемся к нашей теме. Где тут у нас официальное заявление по «Спутнику»?
Дед закурил дешевую сигарету и принялся рыться в ворохе газет, стряхивая с них крошки.
– Знаете, почему октябрьский выпуск не доставили подписчикам? Вот просто взяли и не доставили, хотя за него давно заплачено. А не доставили почему? А?
Мы пожали плечами.
– Потому что там статья про пакт Гитлера и Сталина[61]. Как будто это какая-то страшная гостайна, которую никому знать не дозволяется. Только меня-то им не провести. Я ж при том присутствовал!
– Дед, ты не присутствовал, когда Гитлер со Сталиным заключали пакт.
– Ну да, я, наверно, в это время как раз на Польшу нападал.
Андреас смотрел на деда как на чокнутого.
– Терпеть не могу эту макулатуру, но что делать. Если не покупать – как тогда раскрыть ихние враки?
Дед зашелестел ненавистной «Нойес Дойчланд».
– Ага, вот: «Сообщение министерства почты и связи от 21 ноября 1988 года, Берлин. Как сообщает министерство связи, журнал “Спутник” вычеркнут из каталога печатных изданий. Журнал не вносит никакого вклада в дело укрепления германо-советской дружбы, а, напротив, публикует статьи, искажающие историю».
Дед откинулся на спинку кресла.
– И они нам будут еще про дружбу с СССР впаривать!
Он взял карандаш.
– Обращение ученицы двенадцатилетней средней школы имени Эрнста Тельмана и учащегося техникума, будущего оператора ЭВМ…
– Дед, ты спятил, что ли? Не будем мы ни к кому обращаться!
– Будем! Дай-ка мне немного подумать.
Он отвинтил пробку с бутылки шнапса. Андреас нахмурился. Прыщей у него больше не было и потихоньку пробивались волоски бороды, за которыми он тщательно ухаживал.
– В наше неспокойное время мы не можем оставаться равнодушными, глядя на то, как наши советские товарищи по борьбе заново пересматривают отношение к своей истории. Учиться у СССР – значит учиться побеждать. Мы считаем, что журнал «Спутник» и дальше должен быть доступен для граждан ГДР. Кто согласен с нами – подпишите, пожалуйста, здесь.
– Мне правда пора. На тренировку.
Я решительно встала с дивана.
Андреас тут же поднялся вслед за мной.
– А мне еще надо поучиться.
– Как завещал великий Ленин?
Дед отпил из бутылки.
– Если он завещал учить двоичный код – то да!
Мы поспешили к двери, пока дед не затеял новую дискуссию.
На следующий день в школе на уроке истории из громкоговорителя раздался голос директора Казелова:
– Ханна Кляйн! Поднимитесь ко мне! Немедленно!
Я встала, беспомощно глядя на доску. Я понятия не имела, что ему от меня нужно. Наша историчка фрау Штайнбек прервала свой монолог о пролетарском интернационализме и посмотрела на меня поверх очков.
– Без повода уж наверно не вызовут. Отправляйтесь наверх!
Я постучалась в кабинет директора и вошла. Кроме него, там были школьная парторг и мой классный руководитель герр Крузе.
Они не стали ходить вокруг да около, а сразу приступили к делу.
– Как вы это объясните?
Парторг помахала у меня перед носом каким-то листком. Я узнала дедов почерк. Не может быть.
– Когда вы это повесили?
– Я ничего не вешала.
– Имейте смелость признаться в своих антигосударственных действиях. Внизу стоит ваше имя. Кто ж еще мог это сделать?
Если расскажу все, как было, деда тут же посадят, подумала я. И уставилась на линолеум.
– Итак, еще раз. Сколько времени это здесь провисело?
– Недолго.
– Точнее?
– Пару минут.
– Когда вы это повесили?
– Перед уроком истории.
– Это будет иметь серьезные последствия. Вам, можно сказать, повезло, что мы всё вовремя заметили. Листовку никто не успел подписать. Иначе вы могли бы уже собирать вещи.
Я молчала. Сказать было нечего.
– Пока что просим вас воздержаться от посещения школы. Когда решение относительно вашего будущего будет принято, мы вас известим.
Вернувшись в класс, я запихнула учебники в сумку и вышла. Историчка даже не спросила, почему это я ухожу с урока.
Я пошла вверх по Фридрих-Энгельс-штрассе, завернула на Пауль-штрассе. Дед открыл после третьего звонка.
Волосы у него торчали во все стороны, в уголках рта – крошки от кекса.
– Ты что, совсем спятил?! Зачем ты это сделал?!
– Что?
– Написал это чертово обращение! Я думала, ты все в шутку говорил!
Дед, кряхтя, опустился в кресло.
– Многие подписали? А что ваш парторг, перетрусила, небось?
Он смотрел на меня с искренним интересом. До него просто не доходило!
Я села на диван, сложила руки на коленях.
– Меня, наверное, из школы выгонят.
Дед закурил сигарету, бросил спичку в пепельницу у печки.
– Да ерунда. У тебя слишком хорошие оценки. А вот как все у этого Андреаса пройдет, тут у меня сомнения. Сдается мне, он не такой сообразительный, как ты. Может и немножко неприятностей схлопотать.
Дед выпустил облака дыма. Я ушам своим не верила!
– Но некоторые рабочие наверняка подпишут. И его зауважают…
– Скажи, что это шутка!
Дед затянулся сигаретой, глядя сквозь меня. Он явно находился не здесь, а витал где-то в своем мире. Я вскочила, выбежала из квартиры и, как сумасшедшая, помчалась по направлению к Главному вокзалу.