– Ты, Федька, совсем с катушек слетел! – заорал капитан Астахов, узнав позывные. – Какого черта?

– Коля, я в Доме с химерами…

– Какие химеры! Ты что… – Коля даже стал заикаться от ярости. – Я тебя, Федька, убью когда-нибудь! Ты что там делаешь ночью? Бессонницей маешься?

– Подожди, Коля, я по делу. Тут, похоже, покушение на убийство, приезжай.

– Чего? – мигом проснулся капитан. – Куда?

– В Дом с химерами, адрес: Вербная, семь. Побыстрее, дороги пустые…

Капитан Астахов прибыл через двадцать семь минут. Федор ожидал его на крыльце. Он помахал фонариком…

– Ну? – неприветливо произнес капитан. – Куда ты опять вляпался?

– Пошли! – буркнул Федор, запирая за другом дверь.

Капитан Астахов с удивлением озирался, но видел немного – вокруг стоял кромешний мрак. Они стали подниматься по лестнице, ступеньки угрожающе трещали, и капитан невольно схватился за перила. Луч фонарика плясал, выхватывая старое стертое дерево панелей и ступенек.

Федор привел его в комнату Глеба. Дверь по-прежнему была распахнута настежь, и горела свеча; поперек коридора лежала длинная полоска света. Незнакомый капитану человек без сознания лежал на кровати; другой, связанный, лежал на полу. Капитан остановил взгляд на его окровавленной голове и спросил:

– Кто на кого покушался?

– Насколько я понимаю, вот этот… – Федор указал на человека на полу, – его зовут Евгений Гусев, он историк, работает в музее, пытался повесить вот этого. – Он указал на человека, лежащего на кровати. – Его зовут Глеб Кочубей, он актер из Молодежного.

– Что значит «насколько я понимаю»?

– Это значит, что меня здесь в тот момент не было.

– А где же ты был?

– В саду, сторожил окно. Хотел увидеть, кто туда влезет.

Капитан с минуту рассматривал друга, потом сказал:

– Может, объяснишь, что здесь происходит? За каким расшибеном историк хотел повесить артиста? Чем он ему мешал?

– Не знаю. То есть не уверен.

– Давай сначала, – предложил Коля, с силой проведя по лицу ладонями. – И помедленнее – я еще не проснулся.

– Скажу что знаю. Дом с химерами хотят снести. Раньше здесь было общежитие работников культуры, актеров в основном. Но уже с полгода никого нет. И вдруг тут поселился бездомный актер Глеб Кочубей. И сразу началась какая-то чертовщина – то шаги, то голоса, то двери хлопают без всякой причины. А предыдущий жилец видел висельника, после чего сразу удрал. Я в эти вещи не верю, как ты понимаешь, и сразу заподозрил, что кто-то пытается выжить Глеба из дома с какой-то целью. Причем умные люди советовали артисту убраться отсюда, но он не внял. Меня привел в дом режиссер Молодежного Виталий Вербицкий; я услышал все страшилки про привидения и некий Голос, который задавал вопросы, и даже увидел запись «диалога» с ним. Мы потом проиграли его по ролям, для наглядности. (Коля хмыкнул.) Самое интересное, что они… не все, конечно, но поверили! Двадцать первый век, неглупые люди, читающие – и поверили в эту мистическую чушь! А другой неглупый человек с неизвестной целью их дурачил. Я пошел побродить вокруг дома, чтобы узнать, каким образом это привидение попадает внутрь, когда дверь на замке. И обнаружил, что доски на заколоченном окне первого этажа прилегают неплотно и их легко отодвинуть. Глеб отказался уйти из дома, и я подумал, что его попытаются выжить более действенным способом, но не предполагал, что настолько действенным. Тем более дом вот-вот снесут, а значит, «выживателю» нужно поторопиться. Если бы артист по пьяни и со страху повесился, то ни один здравомыслящий человек не подошел бы к дому и на пушечный выстрел. Тем более у Глеба и раньше были проблемы с алкоголем. И этот, – Федор ткнул пальцем в историка, – решил ему помочь.

– Зачем?

– Я думаю, он ищет что-то, и посторонние ему мешают.

– Клад?

– Вроде того. Но его здесь уже нет, я думаю.

– Откуда ты знаешь?

– Догадался.

– Загадками говоришь, философ, – заметил капитан.

Историк вдруг застонал, и оба на него уставились.

– Это ты его приложил? – спросил капитан, рассматривая кровь на голове Гусева.

– Нет, когда я прибыл, они оба были в коме.

– А кто? – Капитан огляделся. – Жуткое местечко. Неужели артист? Похоже, кирпичом… – Он тронул носком кроссовки темно-красный кирпич, лежащий у ножки стола.

– Вряд ли, он едва живой, – с сомнением произнес Федор. – Не знаю. Значит, был кто-то еще. Я никого не видел… – Он невольно оглянулся. – Ты заберешь его, надеюсь? Если бы ему не дали кирпичом по голове, он бы повесил Глеба.

– Идиотская история! – в сердцах сказал Коля. – Мало мне Лары Андрейченко… Совсем свихнулись на кладах! Надо бы обыскать дом, ведь ударил же его кто-то. Сейчас вызову бригаду, обрадую ребят…

– И «Скорую». Глеб выглядит плоховато, неизвестно, чем он его опоил. Если здесь и был кто-то, кроме этих двоих, то вряд ли он еще тут, – заметил Федор. – Не забывай про окно внизу. Лично я больше никого не видел.

– Что там за ночная история с убийством? – спросил утром Кузнецов своего помощника капитана Астахова. – Мне в семь утра звонил Лисица.

– Наш пострел везде поспел! Уже знает! История не с убийством, а с покушением на убийство, абсолютно дурацкая. Хотите взглянуть на подозреваемого? Сейчас его доставят для разговора.

– Кто тебя вызвал?

– Федор Алексеев, в три утра.

– Федор? А он тут каким боком?

– Он сам вам расскажет. Я вызвал его на беседу на одиннадцать, – с удовольствием сказал капитан.

Кузнецов рассмеялся.

– Лады. Давай подозреваемого.

…Историк Евгений Гусев был бледен, с глубокими тенями под глазами. Голова его была перевязана, и он напоминал младенца в белом чепчике. На воротничке рубахи запеклась черная кровь.

– Я хочу объяснить… – начал он. – Вы все неправильно поняли! Я не собирался никого убивать.

– А что вы собирались? – скептически спросил капитан.

– Это была инсценировка, понимаете? Это было как последнее прибежище, чтобы уберечь Дом с химерами, наше наследие! Его собираются снести, мы хотим ударить в набат и…

– И для наглядности повесить артиста, – закончил за него капитан.

– Я не собирался его вешать! – повысил голос Гусев. – Я же сказал!

– А снотворное ему кто в коньяк подмешал?

– Понятия не имею! Возможно, он сам. Я хотел привлечь внимание общественности к дому. А веревка должна была оборваться, я собирался ее перерезать. Его бы нашли утром без сознания, ну, пресса там, коллеги актеры, шум, резонанс, и все завертелось бы вокруг дома, и его не удалось бы снести втихую.