Я чувствовал, что он спешит, что ему нужно найти эту вещь до сноса, и начал дежурить у дома, держа в поле зрения забитое окно. Во вторую ночь моего дежурства пришел Гусев, и Глеб открыл ему. То есть я тогда не знал, что это Гусев. И снова ничего не заподозрил…

– Заданность восприятия? – ехидно спросил капитан. – Ты нацелился на окно, а подозреваемый вошел через дверь?

Федор развел руками и склонил голову.

– Я подошел к дому, пытался услышать, о чем они говорят… На этом этапе я уже начал подозревать, вернее, прозревать. А потом услышал крик и грохот – упала табуретка – и бросился к забитому окну. Дверь была закрыта, если помните. Сдернул доски, ввалился внутрь, ободрал руки… – Он показал исцарапанные ладони. – И помчался наверх. А там увидел… то, что увидел. Оба лежали на полу, без сознания. Но живые. Я поднял Глеба и положил на кровать, снял с шеи петлю. У Гусева была окровавлена голова. И кирпич рядом…

– Да-а… – протянул Кузнецов. – То есть Гусев действительно хотел убить артиста? Он говорит, что это был тактический ход для привлечения внимания к дому, что он не собирался никого убивать, что артиста нашли бы, что он перерезал бы веревку, поднялся бы шум… Как по-твоему, это может быть правдой?

– Черт его знает! – развел руками Федор. – Мысль о том, что Женя Гусев хотел убить человека, – дикость! В голове не укладывается. Но, с другой стороны, он фанатик, а мы ведь не знаем, о чем шла речь. Что стояло на кону… Фантазия у него богатая, вполне мог измыслить что-нибудь нестандартное. Гусев был одержим. То, что он устраивал все эти шоу с висельниками, шагами на чердаке, Голосом, говорит об одержимости, как я понимаю. Тут нужен психиатр.

– А что это может быть? – спросил Кузнецов. – Что за клад?

– Клад, но не в расхожем смысле – золото, монеты, камни. Не думаю. Тут что-то посерьезнее, раз он все это затеял.

– Ночью ты сказал, что клада там уже нет, – вспомнил капитан. – Что ты имел в виду?

Федор задумался.

– Понимаете, Гусев – профессионал, он знает, где искать. И если за несколько месяцев он ничего не нашел, то, возможно, там уже ничего нет. В пользу этого говорит и еще один факт. Гусев на собрании Общества спасения дома рассказал… назовем это легендой! Легенду о том, что последний представитель рода Шоберов погиб в октябре девятнадцатого, в Гражданскую. Город переходил из рук в руки – тут у нас орудовали банды анархиста Лютого; Черного монаха – по слухам, из бывших монахов; был и вовсе отпетый – Чухна. Бандиты облюбовали дом – он был удачно расположен, просматривались все подходы. Каролине тогда было года четыре, она была поздним ребенком – мать умерла родами, ей было уже около сорока, отцу – за шестьдесят. Каролина вспоминала больших грубых мужчин, которые стреляли по окнам и остаткам люстры, очень кричали и топали сапогами. Дом был разграблен, и они жили в двух комнатах наверху: она со старой няней в детской, и отец в своем кабинете – он все время читал и почти не выходил, у него было больное сердце. Она вспоминала, что один из страшных разбойников однажды дал им хлеб и леденцы. То есть ребенка и двух стариков, похоже, никто не трогал, и брать у них было уже нечего. А потом случилась трагедия: старика Шобера бросили в горящий камин. Каролина рассказала, что она стояла на лестнице, оцепенев от ужаса, а отец лежал в камине головой и руками, там горел огонь, а страшные люди стояли вокруг. Она закричала и убежала…

– Ты думаешь, они пытались узнать, где он прячет клад? – спросил капитан.

– Исключить этого, разумеется, нельзя, но у меня другая версия. Как вы понимаете, это чистой воды гипотеза, но она объясняет, почему Гусев с его опытом ничего не нашел. Может, у вас есть дельные мысли? – Он замолчал, выжидательно глядя на них.

Кузнецов и Коля переглянулись, и Коля сказал:

– Не томи, философ, выкладывай!

– Извольте…

И Федор выложил им свою версию. Когда он закончил, Коля покрутил головой и сказал после продолжительной паузы:

– Ну, ты, философ, даешь! А доказательства?

Федор пожал плечами.

– Кстати, – вспомнил Кузнецов, когда за Федором закрылась дверь, – ночью мне позвонила Екатерина и сказала…

– Ночью? – удивился Коля. – С какого перепугу? Опять кого-нибудь замочили?

– Да нет, скорее, наоборот. Не знаю даже, как сказать, капитан…

– Опять женская логика?

Кузнецов кивнул.

– Понимаешь, она думает, что Лара Андрейченко жива.

– Что?! – не поверил своим ушам капитан. – Лара Андрейченко жива? Почему она так думает?

– Надо бы уточнить у соседки Лары и ребят со двора про шарф. На убитой был розовой шарф, вот и спроси у ребят, был ли шарф на Ларе, когда она вернулась домой. Как я понимаю, это может стать ключом.

Наступила долгая пауза. Начальник и подчиненный молча смотрели друг на друга.

– Ну, я тебя! – пробормотал капитан, неизвестно к кому обращаясь.

…Спустя несколько часов капитан Астахов позвонил своему начальнику полковнику Кузнецову и доложил, что пропал свидетель по делу об убийстве Ларисы Андрейченко, а именно ее муж, художник-оформитель Вениамин Андрейченко. На работу не явился, телефон не отвечает, коллеги понятия не имеют, где он, – Андрейченко ничего им не говорил, а у них с утра была назначена встреча с заказчиком. Художник не появился и не позвонил, и заказчик был очень недоволен…

– Я проскочу к нему домой, – сказал Коля. – Не нравится мне это исчезновение, что-то тут не то. Особенно в свете озарений королевской охотницы!

Но дома художника тоже не оказалось…

Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу.

От Марка, Евангелие, 4, 22

Капитан Астахов оставил машину в небольшой рощице и дальше пошел пешком. Где находится дача художника Андрейченко, он представлял себе смутно и теперь продирался через пышные заросли ивняка, стараясь производить как можно меньше шума. Капитан не думал, что подозреваемый может оказать сопротивление и начать отстреливаться, но ожидал, что тот может попросту сбежать. А потому нужно было захватить его врасплох.

Чертыхаясь, он плутал в прибрежных кущах, чувствуя, что теряет направление, и наконец вывалился на длинный песчаный берег без малейших следов пребывания человека. Капитан Астахов огляделся, заметил тонкую струйку дыма метрах в трехстах и, проваливаясь в песок, пошел в ту сторону.

День был неяркий, какой-то задумчивый… Солнце рассеянно светило через облачка; едва слышно плескала мелкая волна небыстрой речки. Коля вдохнул полной грудью и подумал, что хорошо бы закатиться сюда на пару деньков с ночевкой, с костром, наловить рыбы… В хорошей компании, мужской, разумеется, потому что ну какой отдых с женщинами? Взять с собой Федора, Савелия Зотова… Тут он вспомнил, что Федор давно зовет в хижину дяди Алика, которая стоит на берегу Магистерского озера. Дядя Алик – подпольная кличка их доброго знакомого, адвоката Алика Дрючина, который бывает там раз в пятилетку. Федор зовет, а он ни разу… Дурак! Ну, с Савелием ясно – у него семья, а ему, капитану Астахову, что мешает? Ирка будет только рада, сразу рванет по лавкам (Ирка была гражданской женой капитана)…