— Я сама, — остановила ее дочь. — Я просто вымою голову.

— Только после завтрака.

Перечить было бесполезно, да и живот мечтал принять завидное приглашение, хотя тело жаждало душа. Допив кофе, Эна запихнула в бак всю одежду и принялась скрупулезно изучать тело. Не обнаружив ничего подозрительного, она присела на бак и взялась за телефон. Два сообщения от Малакая остались непрочитанными. Первое пришло чуть позже восьми. В нем он писал, что собаку зовут Джинджер. Она очень добрая, но чуткая, как все терьеры, и не подпустит никого к дому незамеченным. Эна усмехнулась, но улыбка сошла с ее лица, как только она прочитала следующее сообщение, которое пришло часом позже:

— Говорил с Диланом. Его родители вчера разругались, и Эйдан явился домой лишь под утро. Будь осторожна. Держи при себе Джинджер. Звони. Мал.

Дрожащими пальцами Эна сумела отправить лишь короткое «спасибо». Даже обжигающе-горячий душ показался ей сейчас ледяным.

— Я не умею играть на вистле.

Эна в упор смотрела на Эйдана и не брала протянутой коробочки, которая явно служила приглашением к новой игре. Хватит! С нее довольно. Она больше ни в жизни не подойдет к окну, сколько бы он ни играл на своей несчастной волынке!

— Ты играешь на флейте. Для тебя вистл будет что игрушка, — намерение Эйдана всучить гостье подарок было твердым. — Ирландские мелодии намного лучше звучат на традиционных инструментах.

Мать с Кэтлин оставались в кухне, но в музыкальной гостиной, к счастью, их было трое. Дилан восседал на стуле, подобно изваянию, и продолжал молчать. Эна не была уверена, что он вообще после тихого приветствия произнес за целый вечер хоть одно слово. За столом, накрытым по-домашнему в кухне, говорил только Эйдан. Остальные молча ели ароматное баранье рагу. Все, кроме Эны. У нее застревал в горле каждый кусок. Эйдан не спускал с гостьи глаз, ставших на удивление прозрачными. Казалось, что он рассказывает обещанную историю Мэги лично для нее, и в каждом новом слове Эна искала скрытый смысл.

Эйдан рассказал, что Мэги с Декланом никто не венчал. Они сами связали себе руки веревкой и не распустили через год, хотя тот и не принес им ребенка. В деревне к тому времени почти не осталось людей — кого не скосил голод, те перебрались в английские рабочие дома, а счастливчиков вывезли американские корабли. Священник умер от старости, и в их край не прислали нового. Скромных сбережений хватило лишь на кольцо, которое сейчас украшало палец Эны. Родители не одобряли брак, хотя и понимали безвыходность положения. Соседи объединились, чтобы купить лошадь и вернуться к земледелию. У одних были дочери, у других сыновья в равном количестве. Все могли бы быть счастливы, если бы Мэги не была удивительно хороша собой в то время, как остальных сестер можно было назвать лишь миловидными.

— В таких случаях говорят, что без вмешательства народа холмов не обошлось. Либо ее подкинули в люльку, либо один из родителей не был смертным. Красавиц всегда обходили стороной, потому что считали, что такие дети живут с людьми совсем недолго и уходят в свой мир.

Эна взглянула на мать. Лицо Лоры осталось непроницаемым. Она спокойно продолжала есть. Эйдан перехватил обеспокоенный взгляд Эны, но не замолчал.

— А вот Декпан считался гордостью округи. После тяжелого рабочего дня и глотка виски брал он в руки волынку и играл, пока в руках хватало сил тянуть ремни. Без него не обходилось ни одной свадьбы, но на его собственной звучали лишь фидлы проезжих музыкантов. Тем временем стадо овец росло, картофель родился, будто колдовал над ним лепрекон, и все бы в молодой семье было хорошо, если бы Господь дал им ребенка. Свекровь недолюбливала невестку и собственная мать стала сторониться Мэги, будто чумной. Тогда Деклан решил построить собственный дом. Тот, в котором вы сейчас живете.

— И потревожил фей? — вставила мать в слишком долгую паузу, откладывая в сторону вилку с ножом.

— Нет, — медленно, как Эна в лесу, отозвался Эйдан. — Они оба были умны, бросили шляпу и стали ждать приговора фей. Те оказались не против новых соседей, и крыша дома не рухнула в ночь новоселья. Только детей новый дом им все равно не принес. Прошло года три или четыре, и в деревню забрел учитель танцев, коих много тогда бродило по дорогам Ирландии. Они несли с собой новый танец — рилл. Окрестная молодежь стала собираться в свободном от детей доме. Танцевали, пили, говорили об Америке. Здесь же устраивали проводы тех, кто решился покинуть Изумрудный остров. На таких попойках веселье заканчивалось слезами. Семьи знали, что в последний раз видят своих родных, пусть те и обещали вернуться, заработав достаточно денег. Настал черед провожать и учителя танцев, который тоже решил попытать счастье за океаном. На том же корабле уплывала близкая подруга Мэги со своим женихом. Мэги упросила мужа отпустить ее проводить подругу на побережье. Сам Декпан не мог оставить хозяйство, — Эйдан улыбнулся и скороговоркой добавил: — Ну, а дальше ни я, ни вы ничего не знаем.

Он в упор глядел на Эну, но ответила Лора:

— Выходит, Мэги сбежала?

— Откуда ж мне знать, — пожал плечами хозяин. — Об этом было что-то в дневнике вашей Эйнит?

— Ни слова, — сказала Эна, краснея под пристальным взглядом соседа. — И ни слова про происхождение отца. Им стал учитель танцев?

— Вполне возможно, — Эйдан наконец-то взял в руки вилку. — Или подруга сумела убедить Мэги самостоятельно попытать счастья в Америке. Но вы же сами рассказали, что в Нью-Йорка она оказалась уже не одна. Ни тогда, ни сейчас женщина не может быть одна. Однако, чего уж там грустить... Материнство тоже можно считать счастьем, которого на нашем острове Мэги не пришлось изведать.

— А что стало с Декланом? — заинтересованно спросила Лора, отодвигая уже пустую тарелку.

— Сначала он не мог поверить, что жена сбежала, а потом... Стал говорить, что ее забрали феи, — Эйдан подмигнул Эне, и та, как и мать, отодвинула тарелку, только почти нетронутую. — А потом исчез и он сам. Только через неделю в деревню вернулся его конь с мертвым телом хозяина, привязанным к седлу — кто и что сотворил с Декланом, неизвестно. С тех пор у нас нет в деревне волынщиков, некому обучить, а жаль... Но все же позвольте поиграть для вас на банджо. Дилан, идем! — Эйдан поднялся из-за стола, так и не тронув тарелку. — Обещанный сюрприз, —улыбнулся он Лоре.

Эна сжала веки, почувствовав на ресницах слезы. Вот Эйдан и рассказал историю, про которую упомянул Малакай. Лошадь, всадник... Как Эйдан мог все это подстроить? Как он мог вовремя вернуть лошадь в конюшню, чтобы Малакай не обнаружил пропажи? Он планомерно сводит ее с ума. Сам-то явно давно не в себе, ведь разумное объяснение его действиям возможно найти только в справочнике по психиатрии. Вот сын с кошкой вполне себе объяснимо, но не отец, играющий с куницами, воронами и лошадьми...

Сейчас в простой клетчатой рубашке, чисто выбритый и не взявший в рот и капли, Эйдан являл собой идеал ирландского семьянина. Но Эна прекрасно видела за картинным фасадом ночного дикаря. Его семья явно знает о существовании второго Эйдана, и только для ее собственной матери он оставался милым соседом. Особенно в обнимку с банджо.