Говоря это, я был не уверен в своих предположениях уже хотя бы потому, что не знал эту Розу в лицо, и чтобы выяснить ее принадлежность к семьям, проживающим в этом доме, я должен был плотно заняться этой версией, что мне делать совсем не хотелось. Да и Лена была не убедительна в своих рассуждениях. Однако я чувствовал, что правда, к которой я и сам начал уже остывать (ясно же было, что Вадима убила женщина, так какой смысл было ее разыскивать, если дело закрыто, пусть уже себе живет горемычная спокойно), где-то совсем близко.

— Что тебе известно о ее сестре? — спросил я уже скорее из вежливости, чтобы не обидеть жену, увлекшуюся расследованием, заразившуюся этим делом.

— Ничего.

И тогда я решил ей помочь и навел справки. Выяснил, что сестру зовут Наталия Васильева (получается, что Маргарита, взяв фамилию мужа, сохранила свою, девичью). Разведена, не имеет детей. Проживает одна. Что она еще недавно работала юристом в солидной нефтяной компании, но взяла отпуск по состоянию здоровья.

— Лена, — я позвал жену в кабинет. — Ты знаешь, где она провела половину января?

— И где же?

— В частной клинике неврозов, у моего приятеля Сомова Бориса. Причем поместили ее туда с тяжелым психическим расстройством одиннадцатого января, во второй половине дня!

— Ты хочешь сказать, что ее положили в день, когда был отравлен Соболев?

— Ну да.

— Тогда, быть может, это она была любовницей Вадима? Задумала убийство и, чтобы не вызвать подозрение и не попасть в объектив камер, сутки провела в комнате, которую сняла сестра, чтобы, отравив любовника, подняться на этаж выше и схорониться. И после того, как она это сделала, сестра отвезла ее в клинику. То есть они — сообщницы.

Я позвонил Борису Сомову, психиатру и хозяину клиники, сказал, что мне надо с ним встретиться и поговорить. Он назначил мне время, и я отправился к нему. В кабинете, стены которого украшали очень странные картины, по-видимому, отражавшие сложный внутренний мир пациентов, Сомов, высокий, крепко сложенный, с ежиком серебряных волос, холеный мужчина в белом халате, встретил меня коньяком и широкой дружеской улыбкой. В свое время я разыскал его сбежавшую дочь, а позже прятал его самого от собирающегося расправиться с ним отца погибшей в его клинике пациентки.

— Да, конечно, я хорошо ее помню. Ната — так ее все здесь звали. Наталия Васильева. Саша Логинова, наш доктор, с ней работала, тестировала. Насколько я понял, твоя Васильева рассталась с мужчиной, и у нее случился нервный срыв. У меня полклиники таких.

Мне нужны были подробности, но их не было. Нату накачивали препаратами, а потом выписали. Ничего особенного. Ни попытки суицида, ни разговоров, касающихся убийства или ядов, — ничего такого не было. Уцепиться не за что.

Тогда я решился попросить координаты ее соседок по палате, возможно, они что-то знают. Сомов сказал, что соседка была одна — Прасковья Серова. О ней он отозвался так: «Почти здорова, по матери убивается».

Я позвонил Серовой, представился адвокатом, сказал, что мне нужно поговорить с ней о ее соседке по палате — Наталии Васильевой. От ее реакции зависело, согласится ли она на встречу или нет, узнаю ли я что-нибудь о Васильевой или нет. Я был готов уже к тому, что Серова вообще бросит трубку, с какой стати ей с кем-то разговаривать о соседке по палате сомовского заведения, вряд ли ей захочется вообще вспоминать о проведенном там времени, и даже растерялся, когда услышал:

— Хорошо, подъезжайте. Прямо в моем доме внизу кондитерская есть. Там меня и найдете. Я буду в белой куртке и красном берете.

Я приехал, зашел в кафе и сразу ее увидел. Высокая худая женщина, увидев меня, помахала мне рукой, приглашая к своему столику.

— Я знала, что это случится, — сказала она с ходу, я даже не успел присесть. — Кажется, его звали Вадим? Да?

— Вам что-то известно?

— Я могу вам все рассказать, но официально никогда никаких показаний давать не стану. И если вы пришли с диктофоном, то выключайте сразу же.

Я, как мог, убедил ее, что не собираюсь ничего записывать. Но удивился тому, что ее как-то особенно-то и не интересовало, чьи интересы я, адвокат, представляю. Создавалось впечатление, будто ее просто распирало от той информации, которой она собиралась со мной поделиться. «Почти здорова…» — вспомнил я слова Сомова и как-то сильно в этом засомневался.

— Мерзавец ей попался, вот что я вам скажу. Встречался с ней ради денег. Она, конечно, молодо выглядит, как девочка, но ей сорок пять, между прочим. Влюбилась в него по уши. Деньги ему давала, много, она не бедная, в нефтяной конторе работает юристом. Подарки разные дарила. А ему все мало. Попросил ее, чтобы она взяла кредит в несколько миллионов, ну не гад? Дом собирался построить, замуж ее звал, подлюка!

Прасковья с сильно напудренным бледным лицом и подведенными черным карандашом глазами выглядела довольно гротескно в своем пушистом красном берете и с крутыми локонами, прикрывающими уши.

— И что случилось? Взял и исчез?

— Нет, не угадали! — Она рассмеялась хрипло, как смеются сильно курящие женщины. — Ее вовремя отговорили брать кредит, сестра отговорила, Рита. Я видела ее, хорошая женщина, Нату любит и жалеет. Часто к нам в больницу приходила, отбивные Нате приносила, пироги разные, кисель. Да-да, она-то и отговорила Нату брать кредит, умная женщина. И когда этот гад узнал об этом, он избил ее и выбросил из квартиры в подъезд, на холод, даже обуться не дал. Да, еще сказал, что она старая, что у нее климакс, представляете?! А она — просто куколка, все при ней. Говорю же, сволочь!

— И? — спросил я, хотя и так уже все понял.

— Она отравила его, — огорошила меня на редкость «здоровая» Серова, с чудовищной легкостью сдавшая свою соседку по палате совершенно незнакомому человеку. — И правильно, между прочим, сделала.

— Это не она, — поспешил я уверить ее, чтобы она и дальше никому не рассказывала о подружке-убийце. — Не она отравила.

— Да? А кто же? — удивилась она и поставила чашку с кофе на блюдце, промокнула розовые, в помаде, губы салфеткой.

— Вы телевизор смотрите?

— Кое-что смотрю… В основном сериалы, а что?

— Его другая женщина отравила, ее звали Роза Стернина. Она после этого покончила с собой. Посмотрите сторожевское шоу за январь. Сами все поймете.

— Постойте… Но вы же сказали, что вы адвокат. Тогда кого же вы защищаете, если она умерла, эта Роза?.. Не понимаю…

— Одного пианиста… — Я невольно окончательно сломал ей мозг.

Прасковья подняла голову и посмотрела на меня с недоумением.

— Ну, ладно… Не она так не она.

* * *

«Главное, чтобы сработало, чтобы ничего не сорвалось, чтобы мы оказались в одном купе, — твердила она, ежась от ветра в своем тоненьком плаще. — Фима, пожалуйста, не смотри на меня, как на самоубийцу. Ничего не случится. Все будет хорошо. Иди первый. Господи, холодно-то сегодня как…»