Но молодую женщину нигде не было видно. Вероятно, та куда-то завернула и пропала в суматохе. Хульда почувствовала, как в ее душе нарастает паника. Впервые ей стало ясно, что здесь действительно опасно. «А взял ли Карл с собой пистолет?» – подумала Хульда. И поняла, что, раз он не был при исполнении, а пошел в это место только ради нее, значит, зачем ему тогда брать оружие? Никто не мог предположить, что здесь сегодня будет твориться.

В это мгновение две полицейских машины свернули на улицу Гренадеров, и Хульда облегченно вздохнула. К дежурным полицейским прибыло подкрепление, решила она, сейчас они прекратят беспорядки. Но, к ее удивлению, сотрудники полиции выпрыгнули из машины не для того, чтобы положить конец погрому, а чтобы оцепить молодых людей с пейсами, вставших защитным барьером перед группой стариков. Одного за другим их арестовывали, заталкивали в машины и увозили в сторону Александерплац.

Хульда провожала их взглядом, разинув от удивления рот. Значит, таков поворот дел? Полиция арестовывает горстку евреев, вместо того, чтобы заняться теми, кто на них напал?

Они с Карлом стояли в некотором отдалении и наблюдали.

И тут Хульда почувствовала, как что-то резануло ее по щеке. Мимо прошел мужчина, Хульда заметила в его руке разбитую бутылку, которой он размахивал. Она не почувствовала боли, однако, осторожно дотронувшись до лица, увидела на пальцах кровь. Порез! Карл тут же подскочил к ней. Хульда еще никогда не видела его в такой ярости, какая сейчас обуяла его.

Снова полетели камни, и Карл схватил Хульду за руку.

– Надо двигаться отсюда и заняться твоей раной!

Хульда покачала головой, сопротивляясь Карлу, который тянул ее за собой:

– Сначала нужно найти Тамар!

– Нам ее уже не найти, – еле дыша, хмыкнул Карл. – Ей здесь все знакомо, а для нас слишком опасно оставаться на этой улице.

Хульда, конечно, понимала, что нужно обработать порез. Но куда податься? Где здесь было бы безопасно? Она вспомнила, что Берт рассказывал о располагавшемся на этой улице магазинчике пластинок. Точно! Хульда бросилась бежать – теперь уже она тащила Карла за собой. Фасады, витрины – Хульда рассматривала их, пытаясь отыскать то, что ей было нужно. И вправду в ста метрах от дома, в котором жили Ротманы, Хульда заметила вывеску «Студия пластинок Левин».

– Сюда, – сообщила она Карлу.

Когда они вошли, прозвенел дверной колокольчик. Дверь за ними закрылась. И наступила тишина.

24

Понедельник, полдень, 5 ноября 1923 г.

В торговом зале стоял полумрак. Хульда с беспокойством посмотрела сквозь витрину наружу. Люди до сих пор носились в панике по улице, было слышно, как истошно кричала женщина.

– Что вам здесь нужно? – за спиной Хульды неожиданно раздался голос.

Хульда и Карл обернулись. За прилавком стоял старик в черном потертом сюртуке. Он выглядел весьма представительно, благодаря высокому росту, осанке и пышной, аккуратно причесанной белой бороде. Это, несомненно, был владелец, герр Левин, о котором рассказывал Берт.

– Можно здесь немного переждать? – спросил Карл, – там на улице сейчас немного… неспокойно.

– Спрячьтесь на складе, – сказал мужчина, указав на небольшую заднюю дверь. Лишь теперь он внимательно рассмотрел посетителей, судя по тому, что он дотронулся пальцем до своей щеки и обратился к Хульде: – У вас кровь. Вы ранены?

– Ничего страшного, – отмахнулась она, но герр Левин подошел к ней, доставая платок из нагрудного кармана.

– Пожалуйста, возьмите, – предложил он, и Хульда послушно приложила ткань к щеке.

Теперь Хульда как следует осмотрелась в магазине. Он была полностью завален бесчисленными пластинками, сложенными в высоченные шаткие стопки, граммофонами и одеждой. На полках стенных шкафов стояли виниловые пластинки в бумажных футлярах, рядом лежали маленькие свертки вощеной бумаги, от которых пахло мылом. Над полкой с круглыми консервными банками торчал ценник с надписью Порошок для бритья Салом лучший. Жесткая и нормальная щетина. На бельевой веревке висели на металлических плечиках мантии и шапочки из темной ткани. Герр Левин, по всей видимости, предлагал разнообразный ассортимент товаров. Но это Хульде уже было известно от Берта.

– Чего вы еще ждете? – позвал старик и замахал рукой, словно прогоняя надоедливых насекомых. – Типам с улицы необязательно знать, что здесь еще кто-то есть. – Он поспешил к двери, запер ее и задернул бархатные шторы.

Хульда и Карл заторопились к дверце. По пути Хульда обернулась к хозяину:

– А вы?

– Вы правы, уважаемая, – после короткого замешательства сказал он и последовал за ними. Все трое один за другим протиснулись через дверцу и оказались в пыльном темном помещении, где громоздилось множество ящиков. Хульда слышала, как шустро проскочила мышь, покидая свое обжитое место, и при виде незваных гостей пару раз возмущенно пискнула.

Хульда вспомнила, что не представилась, и поспешила исправить положение.

– Кстати, меня зовут Хульда Гольд, вам сердечный привет, – сказала она, хотя это было не совсем правдой, – от Берта с Винтерфельдской площади.

Левин мгновенно понял, кого она имеет в виду.

– Хороший человек, – сказал он, закрывая дверь небольшого складского помещения, – знаток хороших сигар и, что более важно, музыки. А меня зовут Гарри Левин, но вы обо мне уже наслышаны.

С этими словами он поклонился Хульде.

Потом в помещении воцарилась напряженная тишина. Левин принес маленькую керосиновую лампу, распространявшую мягкий свет, и, кряхтя, опустился на ящик, от которого поднялось облако пыли.

– Вы в курсе, что происходит в квартале? – наконец спросил Карл.

– Националисты совершают очередной набег, – сказал старик. – Со дня на день ситуация грозила обостриться. То, что вы видели на улицах, равносильно погромам, которые я в юношестве пережил в России. Целью выбрали нас евреев, восточных евреев конечно же, другие в западноберлинских районах считают, что находятся в безопасности.

Он испытующе посмотрел на Хульду:

– Неправда ли, фройляйн?

Та промолчала, не зная, что на это ответить. Она подумала об отце, который сидел в своей Эйфелевой башне – в академии – и готовил выставку, будто на свете не существовало ничего более важного. О директоре Либермане и других состоятельных, влиятельных евреях, которых она знала. Погром? Конечно же казалось невообразимым, что он их тоже может коснуться. Но здесь в квартале Шойненфиртель сегодня в открытую прошла охота на евреев и их скромное имущество.

– У людей дела плохи, – задумчиво сказала она, промокая платком рану на щеке, – они все обеспокоены инфляцией и грозящим им голодом.

Левин покачал из стороны в сторону седой головой:

– Это верно, фройляйн, но всегда найдутся и те, и другие. Не каждый с заботами о будущем решает нападать на невинных людей. А кто нападает на стариков, женщин и детей,