– И дядьку Анисима… – трубно всхлипнула Млава. – А он добрый был… Как теперь тетке Дарье скажут?

«Господи, ведь до них только сейчас дошло, что отроки на смерть уходили… А поход-то не окончен – скольких еще ранеными привезут? Или как Анисима…»

– Молчать! – рявкнула Анна, видя, что и у остальных девиц глаза на мокром месте. – Не сметь мне тут слезы лить, пока остальные в походе! Занятия в лазарете у вас на сегодня окончены, Арина, а ну-ка, веди их…

Арина воспользовалась заминкой боярыни и подсказала:

– Рукопашным боем заниматься, Анна Павловна?

За время занятий с воспитанницами она уже поняла, что девчонок, в отличие от нее самой, стрельба от ненужных мыслей не отвлекает. Слишком много времени они предоставлены сами себе: пока до каждой очередь дойдет, десять раз успеют перебрать воспоминания, переживания и страхи, а потом не то что на деле сосредоточиться не сумеют – не приведи господи, болт не туда направят или тетивой себя поранят по невнимательности. А вот во время рукопашного боя, даже с такими «противниками», как подруги, о постороннем думать чревато: только зазеваешься, тут же приложат, а уж если в напарницах Млава окажется…

Анна согласно кивнула, и Арина скомандовала, нарочито подражая наставникам отроков:

– Десяток, стройся! В девичью переодеваться ша-агом ступай!

Девки привычно построились и старательно зашагали, но кое-кто под строгим взглядом боярыни еле сдерживал подступающие слезы.

Анна проводила их глазами и остановилась перед дверью в лазарет, на миг задерживая дыхание и набираясь решимости. Перед другими она сколько угодно могла выказывать уверенность, но себя-то не обманешь. Однако то, что задумала, сделать необходимо, тем более что и отроков надо навестить, лично с каждым поговорить и ободрить.

Мальчишки, хоть и раненые не слишком тяжело, все как один выглядели испуганно и как-то… обреченно, что ли? С приходом боярыни они немного оживились, даже дернулись было встать при ее появлении, но она с мягкой улыбкой остановила эту попытку:

– Ну куда вам сейчас тянуться, ребятки, лежите, сил набирайтесь!

Подошла к каждому: кому одеяло поправила, кого за руку взяла или лба коснулась, потом села на постель к Тимофею, баюкающему свою перевязанную кисть, и только тогда попыталась расспросить подробнее о походе.

То, что Анна смогла понять из маловразумительных и бессвязных реплик парней (не считать же, в конце концов, внятным рассказом: «А я его… А он меня… А потом… бац! Ну и… того…») не только расстроило ее, но и разозлило. Так и тянуло или выругаться неведомо в чей адрес, или кулаком от досады и отчаяния себя по коленке стукнуть, хоть отроки тут были ни при чем; не на них досадовала. Мальчишки-то изо всех сил старались угодить боярыне, в глаза заглядывали, но больше невнятно мычали, чесали в затылках или оглядывались друг на друга, отчаянно робея перед Анной.

Из их сбивчивых ответов получалось, что первый поход полусотни оказался не то что неудачным, а просто разгромным. Наставник Анисим убит, Глеба стрелой посекло, Алексей… Она не смогла сохранить на лице спокойное благожелательное выражение, когда выяснила, что Тимофей, единственный оказавшийся здесь куньевский родич, сам все видел; еле сдержалась, чтобы не схватить парня за плечи и как следует тряхнуть его. То ли он так боялся расстроить грозную родственницу, то ли еще что, но каждое слово будто клещами выдирала, недоговоренное сама додумывала, и выходило еще страшнее.

Старший наставник ранен мечом: старый воин, убивший перед тем Анисима и отрока Георгия, рассек на нем кольчугу и поддоспешник, Алексей упал, а потом унесли его куда-то и что с ним – неведомо.

«Вавила сказал, видать, не сильно Леша ранен, раз сюда не повезли, но так ли? Может, оттого и оставили там, что боялись – не довезут? И свекор опять начудил, дурак старый. Хорошо, конечно, что ратнинская сотня туда подоспела, не приведи господи, вовсе мальчишки сгинули бы, но за что он Мишаню-то так? Сам же этот поход измыслил… Хотя Корней ничего зря не делает. Но что там у них на самом деле произошло?! Хоть бы один понятно изъяснился! Все только мнутся!»

Ее беспокойные мысли неожиданно прервал голос Филимона, а она даже не заметила, как он в лазарет зашел.

– Анюта! Вот ты где… А тебя там по всей крепости ищут!

– Что еще случилось? – раздраженно вскинулась Анна, с неохотой отвлекаясь от разговора с отроками.

– Да Арина там твоя мечется… Девки что-то начудили, – озабоченно покрутил головой старый наставник, но, когда Анна поспешила наружу, он, выйдя следом, задержал ее на крыльце, придержав за локоть.

– Не лети, Анюта, не горит.

– Да как же не горит, сам говоришь – Арина… – досадливо отмахнулась было Анна, но, встретив насмешливый взгляд Филимона, с подозрением взглянула на старика. – Дядька Филимон! Никак ты меня морочишь?

– Угу, морочу, твоя правда. – Старый воин усмехнулся в бороду. – Надо ж было тебя оттуда как-то вызвать! А то сидишь там и сидишь, ребяток расспрашиваешь.

– Кого же еще расспрашивать? – Анна вздохнула. – Мнутся они, не говорят ничего толком… Ой, чую, беда там…

– Вот потому я это и прекратил. Чует она… – ворчливо передразнил Филимон. – Ты чего от них услыхать-то хотела? Они же мальчишки совсем и ранены в первый раз! Им пока ни до чего дела нету, все помыслы только о своих болячках. Они тебе сейчас таких ужастей нарасскажут – в пяти походах столько не соберут, но все крест целовать готовы, что так и было. Расспрашивать тоже уметь надо… – Указательный палец скрюченного старика чуть не уткнулся Анне в живот, но в последний момент тот спохватился и махнул рукой. – Ты, я видел, Тимоху там пытала, а с него сейчас толку чуть: он стрелой ранен, да еще пальца лишился – это, конечно, беда невеликая, но для опытного воина. А мальчишка, в первый раз железом в бою уязвленный, в себя до сих пор не пришел просто потому, что его вообще задело. Да к тому же не забывай, он же недавний язычник…

– А при чем тут вера? – удивилась Анна.

– Ну да, ты же и не знаешь… Об этом уже многие и позабыли, но ты имей в виду, что это у нас, христиан, увечный – божий человек. Его жалеют, ему помогают. А для язычника получить рану, тем более увечье, значит нарушить свою телесную оболочку и через то позволить навьям завладеть собой. Были времена, когда таких вообще изгоняли из рода… Сейчас-то все меняется, не так строго стало…

Старый наставник помолчал, покивал своим мыслям, покряхтел, пытаясь хоть чуть распрямить согбенную спину, потом пробурчал:

– Ну вот, с мысли сбила… О чем это я? А, ну да… Вам, бабам, невдомек: рана – это не чирий на заду… У Леньки нога в лубке, Евлампий с поломанной рукой на перевязи, им легче обвыкнуться. Перелом – дело знакомое и привычное, вот они и не так шуганные, как прочие, их-то и надо расспрашивать. Да не при всех, а с каждым по отдельности. А для начала дать и им про свое выговориться, чтоб оно их не распирало да от расспросов не отвлекало. Так что ты иди, у тебя, чай, дел и без того хватает, а я с мальчишками посижу, послушаю, сам, глядишь, чего вспомню да им расскажу… В общем, иди, мы тут сами… – Филимон, даром что с виду немощный, ловко направил Анну к ступенькам, слегка подтолкнул и, пока она спускалась с крыльца, добавил ей вслед: – А еще подумай, как девок будешь настропалять, чтобы вечером они тут непременно крутились, да и днем к отрокам непременно забегали…