– Пожалуйста, господи, только не это снова, – молилась Клэр, вспоминая долгое, выматывающее путешествие, пунктом назначения которого стал Флоссенбург. Охранник открыл тяжелую раздвижную дверь одного из вагонов, и поначалу Клэр не поняла, что перед ней открылось. Не сразу, щурясь от яркого солнечного света, в темноте внутри деревянной повозки она разглядела груду сине-белой полосатой ткани и запутавшихся в ней бледных конечностей. Темные, погруженные в глубину черепа глаза взирали на нее. И тогда она поняла, что это были женщины. Запах смерти заставил ее прикрыть нос и рот, когда охранник торопливо закрыл дверь.

– Следующий вагон, – крикнул офицер СС, взмахом руки указывая им направление по платформе. В тишине женщины забрались в ожидавший их пустой вагон для скота. Деревянная дверь скользнула на место, отрезав солнце, и через несколько минут поезд двинулся вперед.

* * *

Битва за Париж четыре дня бушевала на улицах города. Из радиопередач, которые слушала Мирей, ей удалось узнать, что бойцы Сопротивления заняли Большой дворец и подверглись обстрелу со стороны немецких войск. Стычки разгорелись по всему городу; тогда же были замечены колонны немецкой техники, двигавшиеся по Елисейским полям и отступавшие на восток.

На следующую ночь радиоэфир стал еще более разъяренный.

– Мужайтесь, граждане Парижа! – восклицал диктор. – Вторая французская бронетанковая дивизия уже в пути. Ее авангард сейчас на Порт-д’Итали. Вставайте и боритесь, чтобы вернуть свою страну!

С улицы внизу доносился шум бегущих ног и грохот выстрелов.

Но потом она услышала что-то еще. Она сунула ноги в туфли и побежала вниз по лестнице, снова спеша к реке, впервые с тех пор, как помогала строить баррикады на Пон-Неф. Она присоединилась к растущему потоку людей, выходящих на улицы своего города, и один за другим они подхватывали звучавшую песню.

«Марсельеза»[51] продолжала звучать на улицах, когда французские и испанские войска на американских танках и грузовиках открыли огонь по немецким укреплениям.

* * *

Садясь на поезд во Флоссенбурге, Клэр и Виви не знали, куда их везут и как долго продлится их путь. Но после нескольких часов прерывистого движения поезд резко остановился.

Женщины подняли склоненные головы при звуке выкрикиваемых команд, а затем услышали, как откатываются на своих роликах двери соседних вагонов для скота. Наконец дошли и до них, они помогли друг другу спуститься, мигая под лучами заходящего солнца. Они отвернулись, чтобы не смотреть на груды тел, которые выгружались из дальней части поезда, и продолжали стоять рядом с железнодорожными путями. Заключенные мужского пола во все той же полосатой форме грузили трупы на тележки и вывозили их прочь.

Оставшихся в живых согнали в колонны и отправили в высокую белую сторожку. Пока они шли, одна из женщин подошла к Клэр и Виви.

– Вы из Флоссенбурга? – спросила она вполголоса, чтобы ее не услышали за шумом шагающих ног. – Я видела это название, когда состав остановился на станции.

Клэр кивнула.

– А вы? – спросила Виви. – Откуда вы сами?

– С севера, – ответила женщина. – Из местечка под названием Берген-Бельзен. Надеюсь, что этот лагерь будет хоть немного лучше. Хотя, наверное, вряд ли.

– Так вы знаете, где мы?

– Я слышала, как один из охранников говорил, что нас отправят в Дахау. Подальше от бомбежек на севере. Там строят новые заводы взамен разрушенных. Поэтому им нужно все больше работников.

– Тихо! – проревел охранник. – Двигаться дальше!

Когда они прошли через арку проходной, Клэр подняла глаза, чтобы прочитать знакомые уже слова, начертанные на железных воротах: Arbeit Macht Frei. На этот раз она прочитала их про себя.

Женщин привели в казармы гораздо большего размера, чем те, которые были во Флоссенбурге. Ряд за рядом тянулись их колонны. Дахау показался Клэр большим, словно город. В центре лагеря, за купами деревьев, в августовское небо поднялась высокая труба, окрашивая его синеву облаком серого дыма. По предыдущему лагерю подобное зрелище было ей уже знакомо, и она вздрогнула, когда поняла, что именно туда свозили для «захоронения» тележки с трупами.

Виви потянула ее за рукав.

– Пойдем, – сказала она. – Давай найдем койку, прежде чем все разберут.

После того, как они отстояли очередь, чтобы получить скудные порции водянистого супа и по небольшому ломтю черствого черного хлеба, они вернулись внутрь, и их новая старшая по бараку призвала к вниманию. Она сверилась с распорядком и рассказала каждой группе, куда им на следующий день нужно отправляться работать. Она посмотрела на номера, пришитые к одежде Клэр и Виви, и еще раз сверилась со своим списком.

– А о вас двоих я сообщу в приемный центр. Будете работать в пошивочной. Вам известно, чем вы будете заниматься?

Обе кивнули.

– Прекрасно. Заканчивайте есть и отправляйтесь спать. Работа начинается рано утром.

На переполненной койке, которую они «валетом» разделили с двумя другими женщинами, Клэр шепнула Виви:

– В приемном центре с нами будет все в порядке, правда ведь? Так же, как и раньше. Спасибо господу за то, что научил нас шить. Это умение для нас может оказаться спасительным.

Виви поднесла руку ко рту, дрожа всем телом: она пыталась подавить кашель. Когда она снова смогла говорить, то прошептала:

– Все будет хорошо. А теперь поспи, Клэр. День был долгим.

* * *

Клэр привыкла к тому ритму работы, который был обычным для пошивочной в приемном центре Дахау. Каждый день сквозь нее протекал непрерывный поток новых заключенных, и швейные машины беспрестанно стрекотали, в то время как работницы прикрепляли к сине-белым комплектам формы цифры и цветные треугольники, по одному на рубашке чуть выше сердца и по одному на каждой правой брючине. В глубине души ей не давала покоя мысль о том, что она теперь – часть этой зловещей машины, обрабатывающей каждого нового заключенного с безжалостной эффективностью, и она чувствовала себя виноватой, передавая очередное законченное изделие получателю, всякий раз сталкиваясь со взглядом, который переполняли страх и отчаяние. Поначалу она пыталась говорить что-то ободряющее заключенным, но наблюдавшая за пошивочной охранница крикнула ей, чтобы она умолкла и сосредоточилась на своей работе. Теперь ей приходилось довольствоваться слабыми улыбками.

Хотя, с другой стороны, она понимала, как ей повезло. Поскольку им ежедневно приходилось всего лишь добираться до приемного центра, ей и Виви удавалось сохранить небольшие запасы жизнестойкости, которую они пытались почерпнуть из скудной лагерной пищи; в любом случае Клэр чувствовала себя сильнее, чем во времена работы на текстильной фабрике во Флоссенбурге. В конце дня, когда они возвращались в казармы под бдительным наблюдением охранников на башнях по периметру лагеря, она заметила, что Виви стала меньше кашлять; впрочем, причиной тому вполне могло быть наступившее лето. Из рассказов соседок по бараку ей также стало понятно, что работа, которую им поручали, была несравненно легче работы на фабриках, да и вокруг царила не такая суровая атмосфера.