Это точно какая-то ошибка. Стражи не могут сбежать. Они дают клятву и служат до конца жизни! Ее зовут Сейя! Сейя!

Давьел мрачно усмехнулся:

– Длань закона тверда. Боюсь, даже принц не может ее смягчить. Увести.

Проходя мимо меня, Сейя прохрипела:

– Прости, Винсент.

Эжен и Кристен подошли ко мне. Под глазом командира расплывался синяк, а рассеченная губа опухла.

– Это и был вопрос, который я хотела задать вам. Но обстоятельства удачно сложились – ответ поджидал нас в покоях.

Она поправила хвост и кивком указала на выход Эжену.

– Прошу нас извинить.

Эжен виновато улыбнулся и вышел за ней.

Двери закрылись, оставив меня в оглушающей тишине. Лишь следы крови на полу доказывали, что мгновения назад здесь была драка. Я сжимал и разжимал кулаки, чувствуя бессилие и отупляющую усталость.

Я не мог поверить, что это происходит со мной. Кто выдержит столько горькой правды, обрушившейся в одночасье?

Сейя никогда не рассказывала мне о своем прошлом, всегда уклоняясь от этой темы в наших редких разговорах. Просто упоминала, что «ее изменили события давно минувших дней».

Так вот какие события ты имела в виду, Сейя?

В дверь постучали, и слуги внесли подобающие трехдневным возношениям одеяния. С верха стопки на меня насмешливо глядел монашеский пояс. Я уставился на него, и нехорошая мысль червяком вгрызлась мне в мозг.

Не может быть. Она же ее шпионка… прознала, что та скрывает информацию?

Меня переодели и надушили, смазали волосы ненавистным маслом.

С почтением закрыли двери, увидев принца на коленях.

А я дождался вечера и незаметно выскользнул из покоев, дав несколько таффруков охране, чтобы те не сразу донесли о моей вылазке императрице.

Надо наведаться к Густаво.

Начальник императорской стражи был непреклонен.

– Нет. Никакого помилования дезертирам, уж это тебе должны были вдолбить в Академии. – Он никогда не использовал со мной почтительное обращение, когда мы оставались наедине, чему я был искренне рад – обычно, но не сейчас. Сейчас я просто не мог радоваться.

– Почему?

– Винсент, утром ее казнят.

– Что?..

Густаво отложил перо и прямо посмотрел на меня. Была уже полночь, а он до сих пор сидел за бумажной работой.

– Дезертир и убийца восемь лет находилась подле принца. А теперь подумай – кто к тебе приставил эту охранницу?

Императрица. Именно она настойчиво досаждала отцу с просьбой. Но ведь именно она и хотела, чтобы стражи с ней встретились. Его слова заставили меня по-другому посмотреть на ситуацию, несмотря на страх, затопивший мое сердце.

– Да, Винсент, – тихо сказал Густаво, подтверждая мои мысли. – Вина на императрице, она же за собой и заметает следы.

– Но почему вы так спокойно говорите об этом? Разве у вас нет власти защитить ее?! Разве у меня ее нет?! – сорвался я на крик.

Почему в этом дворце никто не может защитить то, что я считаю важным. Почему в этом дворце у меня отнимают последнее, чего я желал всем сердцем. Почему в этом дворце…

Почему она ненавидит меня?

– Две трети дворца под ее контролем, пока император отсутствует. Я не могу вмешиваться, если хочу остаться жив и…

– При должности? – презрительно спросил я.

Густаво нахмурился и тяжело посмотрел на меня.

– Противный юнец, это так ты говоришь о старом учителе?! – рявкнул он. – Думаешь, так просто пойти против закона? Да что ты вообще знаешь о жизни? Изнеженный мальчишка, растущий за оградой, которую выстроил тебе отец, – домашние учителя, закрытая Академия! Ты будущий император и должен понимать, что закон есть закон!

Его лицо исказила злоба.

– Я просто устал от смертей.

– Устал? Винсент, а как ты собирался помогать отцу на войне? А как ты собирался править? Ты думаешь, враг помашет тебе ручкой и скажет «привет, давай сыграем в «некромантов и драконов»?

– Нет, да и как это вообще относится ко мне? – раздраженно спросил я.

– Наши поступки и решения заставляют переплетаться и расплетаться судьбы. Сегодня ты примешь решение освободить преступницу, а завтра лишишься престола. Сегодня ты захочешь преступить закон, а завтра твои подданные решат, что ты слаб, и сами скинут тебя с трона. Никогда император не должен думать о сиюминутных прихотях. Вспомни своего отца и подумай о… матери. Она будет рада, если ты еще раз подставишь шею под удар. Ведь всем станет ясно, что только принц мог помочь Сейе. Думаешь, она упустит этот шанс?

Я вспомнил императрицу и ее осунувшееся лицо. Лишь глаза горели злобой, когда она смотрела на меня. Ненавидела и презирала.

Я вспомнил о долге и отце. О том, как он почти тысячу лет правил твердой рукой и ни разу не пожалел предателей.

– Неужели удел императоров таков? – с горечью спросил я.

– Он еще хуже.

Толпа на главной площади ликовала, пока Сейю вели по дороге. Связанную, с заплывшим от синяков лицом, но с гордо поднятой головой. Переодетую в тюремное рубище, так нелепо выглядящее на ней.

На сером небе показались первые проблески приближавшейся грозы. Спустя мгновения загрохотал гром. Но это не спугнуло людей, плотно стоявших внизу. От них пахло испугом, болью, недоумением, но больше всего – предвкушением.

Они жаждали этой казни.

Высокий помост, с которого хорошо видна виселица, – наши уютные места. Палач проверял веревку, натягивая ее и отпуская. Кажется, он остался доволен.

Я облизнул пересохшие губы. Уголок рта нервно задергался.

– Винсент, дорогой, скрой печаль со своего лица.

– Да, Ваше Величество, – ровно ответил я, но даже не подумал изменить выражение.

Моя мать надела лучшее платье, декольте подчеркивало пышность груди, а диадема сияла изумрудами. Тан и Аджит поглядывали на императрицу с мест пониже.

Они узнали обо всем и рано утром пришли в мои покои. Я объявил, что прерываю подношения и как сын императора обязан присутствовать на казни. Императрица, увидев меня, разочарованно улыбнулась, и я понял, что Густаво был прав.

Она ожидала, что я попытаюсь освободить Сейю и нарушу закон. Поэтому теперь императрица прелестно улыбалась подданным и вполголоса комментировала происходящее так, чтобы больнее ранить меня.

Но всю ночь я молился Эарту за душу Сейи и просил отправить ее в цикл. Те преступления, которые она совершила… были мне неизвестны. Только добродушие и тепло, вот что я видел от нее. И защиту все эти восемь лет.

А сейчас я должен вести себя как сын Фуркаго.

Толпа расступилась, и Сейю заставили подняться на эшафот.

– Убийца!

– Дезертир!

– Пока другие воюют, она сбегает! Мой сын погиб на